Страница 94 из 94
- А на мне не продемонстрируешь, чего вы там пытались изобразить? – спросила она, спуская халатик с плеча. Люблю ее озорное настроение.
- Попозже. Я устал, - признался я.
- Тю, - протянула Алеста, смешно сложив губки бантиком, но настаивать не стала. Поигралась моими волосами, потом покрутила ошейник на моей шее и нахмурилась:
- Зачем ты все еще носишь эту дрянь? Ее же можно снять.
- Просто так. Прикольно, - ответил я, поправив ошейник-трекер, который отключили уже больше полугода назад. – Девушкам почему-то нравится.
- Ах ты гад извращенский, - рассмеялась Алеста. – Дома хотя бы снимай.
- Тебе не нравится? – удивился я. – А фанатки говорят, их это заводит.
- А мне отца напоминает, - слегка нахмурилась Алеста.
Я подумал и снял ошейник. Коллекторы тогда так и не добрались до Алесты. Зато нашли ее отца, и теперь он уже год как трудится в статусе гражданина второго порядка, отрабатывая свои долги. Лично я считал, что это справедливо. Но Алеста любила отца. Мне трудно было понять ее, ведь я никогда не знал семьи, но я не спорил.
Зато Алеста всегда отлично понимала меня. До сих пор ломаю голову над тем, как ей удалось привести меня в норму. Сам-то я плохо помню первые дни пребывания вне базы. Карантин так и вовсе слился в один день, заполненный фигурами в защитных скафандрах, медицинскими приборами и моими кошмарами. Алеста говорит, первое время я не мог есть и спать, и меня держали на медицинских препаратах. Она боялась, что две недели я не выдержу. Но все обошлось.
Первые мои более или менее отчетливые воспоминания – о нашей первой квартире: тесной, обшарпанной. Ужасной, как я сейчас понимаю. Алеста привела меня туда, уложила на узкую кровать у стены и сама легла рядом. Тогда я первый раз смог нормально поспать. А потом она поила меня чаем, кормила печеньем и болтала о музыке. Потихоньку я привык. Потом и вовсе пришел в себя. Нашел работу, потом еще одну, познакомился с новыми людьми. Правда, у меня сформировался нехороший рефлекс: без предупреждения бить любого мужчину, прикасающегося ко мне. Даже друзей. Но на моей новой работе иногда и не такое прощается, если ты приносишь компании хороший доход. А я не просто выгодное приобретение компании, я – их самая большая ценность. По мне сохнет все женское население всех двадцати четырех Ковчегов. Конечно, я все еще люблю музыку, но и актером быть мне тоже нравится. Интересно, а до «Либерти» хоть один видеофрагмент с моим участием уже добрался? Как бы я хотел увидеть их реакцию.
- О чем думаешь? – спросила Алеста.
- О «Либерти», - признался я. – Хочу, чтобы они увидели меня таким, какой я сейчас.
- Пфф, - откликнулась Алеста. – Тебе что, поклонников мало?
- Нет, просто… - я замялся, не зная, как сформулировать. – Они должны увидеть, каким я стал. Я хочу доказать, что смог всего добиться сам, понимаешь?
- Кому доказать? – насмешливо улыбнулась Алеста. – Яну? Коменданту? Ректору? Да пошли они все в сопло. Мне тем более ничего доказывать не нужно. Зачем вообще кому-то что-то доказывать? Всегда найдутся те, кто сочтет, что ты прав. Так что делай то, что нравится, думай, ни под кого не подстраиваясь, и люби то, что любишь.