Страница 4 из 7
Ворожея закричала, пронзительно и страшно. Наташа невольно посмотрела на открытую настежь дверь - конечно, надеяться, что соседи прибегут на помощь наивно, но вот вызвать милицию-то они могут?
Странные визитеры на крик никак не отреагировали. Только девушка поморщилась, и спросила, кивнув в сторону Наташи:
- Что с ней делать?
- Приворот - изъять, память - стереть, - Гарик посмотрел на Наташу без всякого сочувствия. - Пусть считает, что никого в квартире не застала.
- И все? - девушка достала из кармана пачку сигарет, неторопливо закурила.
- Катя, ну а какие варианты? Она человек, что с нее взять?
Это было уже даже не страшно. Сон, кошмарный сон... и действовала Наташа как во сне. Резким движением вырвала у девушки драгоценный пузырек, и рванулась к двери.
Ее отбросило назад. Будто она на невидимую стенку налетела. Наташа вскрикнула, падая к ногам ворожеи, пузырек вылетел из руки и неожиданно легко разбился о стену. Крошечная лужица липкой бесцветной жидкости пролилась на линолеум.
- Тигренок, собери осколки для отчета, - спокойно сказал Гарик.
Наташа заплакала.
Нет, ни от страха, хотя тон Ильи не оставлял сомнений - память сотрут. Хлопнут в ладоши, или еще что-нибудь сделают - и сотрут. И останется она стоять на улице, в твердой уверенности, что дверь в квартиру ворожеи перед ней не открылась.
Она плакала, глядя, как растекается по грязному полу ее любовь.
В открытую дверь кто-то ворвался из подъезда. "Ребята, у нас гости!", - услышала Наташа тревожный голос, но даже не обернулась. Это было ненужно. Все равно - все забудется. Все разобьется, разлетится колючими осколками, прольется в грязь.
Навсегда.
Глава 1.
Утром никогда не хватает времени на сборы. Можно встать в семь утра, а можно в шесть. Но все равно - пяти минут не хватит.
Интересно, почему так происходит?
Я стояла перед зеркалом, торопливо подкрашивая губы. Опять же - как всегда, когда торопишься, помада ложилась неровно, будто у школьницы, впервые, тайком взявшей мамину помаду. Уж лучше было и не начинать... выйти без всякой косметики. У меня в этом плане предубеждений нет, внешность позволяет.
- Аля!
Ну вот.
И это тоже обязательно случается!
- Что, мамуля? - крикнула я, торопливо натягивая босоножки.
- Подойди, малышка.
- Мама, я уже обутая стою! - поправляя сбившийся ремешок крикнула я. - Мама, я опаздываю!
- Аля!
Бесполезно спорить.
Нарочито громко цокая каблучками - хотя в общем-то, я совсем не сердилась, я прошла на кухню. Мама, как водится, сидела перед включенным телевизором, пила очередную чашку чая с очередным кексом. Ну что она находит в этих противных датских кексах? Дрянь ведь страшная! Уж не говоря о вреде для фигуры.
- Малышка, ты сегодня опять собираешься задержаться? - даже не повернувшись в мою сторону, спросила мама.
- Не знаю.
- Алиса, я думаю, ты не вправе этого допускать. Есть рабочее время, а задерживать тебя до часу ночи... - мама покачала головой.
- За это платят, - невзначай сказала я.
Вот теперь мама на меня посмотрела. У нее задрожали губы.
- Ты ставишь это мне в укор? Да?
Голос у мамы всегда был хорошо поставлен. Как у актрисы. Ей бы в театре играть.
- Да, мы живем на твою зарплату, - с горечью сказала мама. Государство обокрало нас, и бросило умирать на обочине. Спасибо, доченька, что не забываешь. Мы с папой очень тебе благодарны. Но не надо нам постоянно напоминать...
- Мама, я вовсе это не имела в виду. Мама, ну ты же знаешь, что у меня ненормированный рабочий день!
- Рабочий день! - мама всплеснула руками. На подбородке у нее висела крошка кекса. - Скажи уж лучше - рабочая ночь! И еще неизвестно, чем ты занимаешься!
- Мам...
Конечно, ничего такого она не думает. Наоборот, всегда с гордостью рассказывает подругам, какая я примерная и славная девочка. Просто ей с утра хотелось поругаться. Может быть - новости посмотрела, и услышала какую-нибудь очередную гадость о нашей жизни. Может быть с утром поутру поцапалась - не зря же он так рано ушел.
- И бабушкой в сорок лет я становиться не собираюсь! - без особого перехода продолжила мама. Да и зачем ей тут переход? Она давно боится, что я выйду замуж, уйду из дома, и им с отцом придется жить вдвоем. А может и не придется - я как-то посмотрела линии реальности, и очень вероятно, что папа уйдет к другой женщине. Он на три года моложе мамы... и в отличии от нее за собой следит.
- Тебе в этом году пятьдесят, мама, - сказала я. - Извини, я очень спешу.
Уже в прихожей меня догнал полный справедливой обиды мамин крик:
- Ты никогда не хотела поговорить с матерью по человечески!
- Когда-то хотела, - сказала я себе под нос, выскакивая за дверь. Когда была человеком, хотела. А где ты тогда была...
Понятное дело, что сейчас мама тешит себя мыслью, какой скандал устроит мне вечером. И еще мечтает привлечь к этому папу. Когда я об этом подумала, настроение сразу стало гадким.
Что за манера - вмешивать любимого человека в скандал? А ведь мама его любит! До сих пор любит, я точно знаю, я проверяла. И не понимает, что своим характером убила в отце его любовь.
Никогда так не буду делать.
И маме не позволю!
В подъезде никого не было, да это меня бы и не остановило. Я обернулась к двери, и посмотрела - по-особому, слегка прищурившись... так, чтобы увидеть свою тень.
Настоящую тень. Ту, что рождена сумраком.
Это выглядит так, будто впереди сгущается мрак. До самой пронзительной темноты, до такого черного цвета, рядом с которым беззвездная ночь станет днем.
И на фоне этой темноты - вздрагивает сероватый, клубящийся; и не объемный, и не плоский силуэт. Будто его вырезали из грязной ваты. А может, наоборот - прорезали великую Тьму, и оставили в ней дверь в сумрак.
Я шагнула, наступая на тень, та скользнула вверх, принимая мое тело. И мир изменился.
Краски почти исчезли. Все застыло в сероватой, смазанной мгле - такая бывает, если у телевизора убрать до минимума цветность и контрастность. Звуки замедлились, и наступила тишина, остался лишь едва уловимый рокот... слабый, будто шум далекого моря.
Я была в сумраке.
И видела, как пылает в квартире мамина обида. Лимонно-желтый, кислотный цвет, перемешанный с жалость к себе и едко-зеленой неприязнью к отцу, так не вовремя ушедшему в гараж возиться с машиной.