Страница 19 из 22
Штаны (изар или партуг) носят их под длинной рубахой ниспадающие волнами. Их ширина больше длинны, в поясе их собирают в сборки. Крепятся на поясе с помощью тесьмы(изарбанд).
Рубаха (перухан или курта) свободная, длиннополая, до колен и ниже с разрезами внизу по бокам. Рукава тоже широкие на пуговицах у запястья, с воротником или без него.
Жилетка (васкат или садрый) надета поверх рубахи, талибы предпочитают её с большим количеством карманов.
Головной убор (пакуль или пакол) из шерсти верблюда или ягнёнка (пуштунка). (лонги или чалма) наматывается на голову и оставляют свисать свободный конец с левой стороны.
Накидка (чадар, пату, каиш) отрез хлопчатобумажной ткани размером с простыню.
Когда Квакуша раздал всё необходимое каждому из бойцов своего отряда, первое впечатление после её одевания было плачевным. Даже ребёнок поймёт, что перед ним переодетый солдат. «Да… С этим надо переспать.» сказал раздосадовано Бивень: «Не снимать одежду с утра и до ночи, Вы обязаны просто привыкнуть к ней, в противном случае все наши вылазки на ту сторону, а не дай Бог в Пакистан, будут отрицательными изначально. Всем привыкать». «Бивень, а обувь не дали» голосом обиженного ребёнка сказал Сухой. «Да… Я в начале думал и переобуть, но носить сандалии без задников Вы не сможете, а в красах по скалам—быстро прорвёте и ногам конец, поэтому правильно будет идти в своих берцах, тем более, что «духи» давно уже их сами с удовольствием носят». Он при всех разделся и переоделся в Афганскую одежду, за тем, как-то странно присел и в место только что стоящего перед всеми командира, на скамье сидел совершенно не знакомый старик афганец. Бивень встал и снял с головы пуштунку: Вот так должен научиться каждый. Кок, я поручаю все занятия тебе, гоняй их, балбесов, до седьмого пота, но сделай мне афганскую оппозицию. Понял?». «Хорошо, Бивень, сделаю, как ты хочешь» не по уставу ответил Кок. Шурави заметил, что ему и в учебке командир прощал многое. С этого дня начались занятия по всем правилам носки и одевания одежды аборигенов. Все, в том числе и спецы, «умирали» после много часовых однотонных занятий. Больше всего бесил лонги. Правильно мотать и оставить не меньше 70 см с левой стороны, это ад. У Куцего всегда хвост выпадал с правой стороны, его это страшно бесило. «А… Куцый, это тебе не с минами шушукаться и ножи кидать, мотай, мотай, правильно» гонял его Кок.
В субботу утром сразу же после завтрака, Бивень неожиданно отменил все занятия. Собрав группу под хоть немного дающим тень, куполом выгоревшего парашюта, он достал флягу, выставил не весть где взятые бумажные стаканчики, в которых в Союзе продавалось мороженное с палочкой, достал каждому по сливовой карамельке, налил по пол стаканчика пахнущей грушей зеленоватой жидкости, как потом выяснилось эссенции—дюшес, сам лично подал всем её в руки: «Парни, сегодня объявляю выходной, всем спать не менее 14ти часов, обед и снова сон, ужин и опять сон, рано утром уходим. Куда, пока сам точно не знаю, но скажу, что таких заданий ни мы, ни одна из других таких же групп ещё не получали. Давайте выпьем за нашу удачу. Огонь!» и первым не чокаясь выпил до дна 76градусную жидкость. Все выпили. У Бурята перехватило горло. Квакуша уже подавал всем нуждающимся флягу с чистой водой. «Повезло Вам сегодня, ну ничего, я с Вами ещё поквитаюсь, спуску не дам» ехидно подмаргивая пошутил Кок. «Ну…Как по-твоему, готовы они к маршу?» спросил его Бивень. «Да, командир, погонял я их с удовольствием, думаю уже могут по Кандагару пройтись в полный рост, никто не обратит внимание» и довольно улыбнулся. Бивень всё сразу же понял, Кок его ещё ни разу не подвёл. Группа, намочив и укутавшись в мокрые простыня, лежала в своих «бочках» на кроватях и старалась уснуть. Сон ни к кому не приходил, сильно большим было первое впечатление от сказанного, да и рюмка спирта играла в крови.
6.
Ночью прошёл неожиданно не большой дождь. «Это к удаче» заметил Пёс. Бивень не спал всю ночь. Он вспоминал, как впервые в том далёком уже 1979м году попал в составе тогда ещё никому не известной Андроповской «Альфы» в чужое государство с заданием захватить дворец первого лица страны с наименьшими для себя потерями. Дворец охраняла элита местной армии, хорошо вышколенная, вооружённая до зубов, высокооплачиваемая и многочисленная. Вспоминал, как его отделение практически без стрельбы, пользуясь исключительно только десантными ножами прошла первый, самый укреплённый этаж, а потом началась настоящая бойня. Ему не повезло, он получил осколочное ранение в бедро и был оставлен ещё с одним раненным товарищем в проходе, защищать тыл штурмующих. Он помнил, как под его выстрелами ложились убитые им противники, а потом полное забвение. Очнулся Бивень лишь в Ташкенте в клиническом военном госпитале на четвёртые сутки после операции. В его мощное, мускулистое тело вбили целый набор разнокалиберных боеприпасов, но ни разу не задели серьёзно жизненно важных органов. Его напарника убили. Через неделю приехала мама с Ленинграда и здоровье пошло на поправку.
Саша родился в семье профессионального военного медика в четвёртом поколении. Его отец, морской капитан первого ранга медицинской службы Бивнев Александр Александрович, очень сильно хотел сына, а рождались одни девочки. Саша родился седьмым ребёнком в семье. Его родители – мама и отец, оба пережили подростками блокаду только по тому, что жили при военном госпитале, где трудились их родители, все деды и бабушки Саши Бивнева. Прадед Саши в чине мичмана работал ассистентом у Пирогова во время Севастопольской обороны в середине 19го века. Судьба его молодых родителей решилась сама по себе, оба поступили в медицинский. Отец стал хирургом, мама терапевт. За тем их помотала судьба по гарнизонам. Дети жили всё время у бабушки– мамы отца в Ленинградской квартире, здесь же и закончили школу. После десятого класса Саша не пошёл, как его все родичи в медицину, но и службу не оставил. Он поступил в Высшее Рязанское училище ВДВ. После его успешного окончания, правда по договорённости его отца со своим старинным другом Дмитрием Фёдоровичем Устиновым, которого последний в своё время лечил, Сашу берут на службу во вновь созданное подразделение при КГБ СССР со звучным названием «Альфа». После перенесённого ранения разговаривать о службе в элитном спецподразделении даже не приходилось и ему предложили должность начальника отдельного подразделения при КГБ СССР диверсионной—разведки, при чём сами группы он обязан был и подбирать, и готовить самостоятельно на строго отведённой для этих целей, базе. Так появились первые спецы. Это была его третья по счёту группа. С первой группы, с того лета 1980года, остался только Квашинин, если конечно же не считать предателя Ораза Госаева.
Бивень слушал то усиливающийся, то затихающий, редкий в этих районах, дождь и сам думал: «А ведь и в правду, что дождь к удаче. Помоги мне Господи, не дай мне и моей новой команде каких-то неприятностей. Аминь!» он трижды перекрестился и прилёг на не расправленную с вечера койку: «Надо бы хоть пару часиков вздремнуть» …
Саша Квашинин спал урывками, вернее дремал. То и дело в мозгу вспыхивали картинки его первого перехода этой чужой границы и горы провинции Кандагар, где их группе, первой группе старшего лейтенанта Бивнева, пришлось выполнить особое задание. В ту не забываемую ночь, к которой они шли по не известным им горным тропам больше недели пути, они тихо сняли караулы «духов» в ауле, ножами расправились со спящим полевым командиром и его ближайшими подручными, тем же образом убили всех в женском отделении дома, заминировали все до единого находящегося в поселении, строения, а за тем, уже с горной площадки, взорвали весь аул сравняв его с горными камнями. После мощного взрыва со скалы сошёл сель, который полностью уничтожил всё оставшееся живое. Он помнил, как его всю дорогу домой тошнило при одной только мысли об убитых им, здоровым русским парнем, трёх беззащитных афганских женщин, жён полевого командира Дула Мени. Радость от этого получил лишь один боец из первой группы—Ораз Гулы Госаев. Помнил он и ещё один не удачный поход. Когда группа в одном из многочисленных ущелий, нарвалась на караван. Саша помнил двух убитых товарищей, которых даже вынести нельзя было. Раненый Бивень, легко раненый ещё один боец и их позорное отступление с ущелья, а потом вызов вертушек на помощь, то есть конец выполнению очередного задания, то есть провал. И снова радовался только один Ораз. Потом его по ранению списали в пограничники, дав звание прапорщика, и переход его на ту сторону. Всё это вспоминалось перед выходом в неизвестность сегодня утром. Единственное, чему был рад Саша Квашинин, он был твёрдо уверен в своей новой группе, в этих непонятных парнях с ещё более не понятного Великого Донбасса. Их поговорка: «Донбасс порожняк не гонит» ему, военному спецу, до конца не была понятной. Дождь усилился и Саша, сам того не замечая, уснул. Ему вновь снился его детский дом, в который он попал после гибели своих родителей на лесном пожаре, который в считанные минуты пришёл с леса и сжёг до тла таёжную деревеньку в Нефтеюганском районе Свердловской области. Снилась его няня, которую все звали просто «мама Люся», снился одноногий с войны сторож, он же истопник в кочегарке дядя Юлик или Юлий Моисеевич, но так его звала только заведующая, а все дети и персонал просто дядя Юлик. Он мастерил пацанам с обрезков привозимых ему для растопки печи, досок, игрушечные автоматы и пистолеты и за это пользовался успехом у пацанячей, буйной публики. Девочкам он делал домики для кукол. Ещё он весной мастерил скворечники, и пацаны их развешивали по близрастущим деревьям. И ещё ему часто снилась толстая, очень добрая, вся конопатая повариха Глашка. Молодуха, закончившая школу поваров после этого же детдома и оставшаяся здесь работать поваром и уборщицей в одном лице. Саша любил может не саму Глашку, а её вкусные булочки, смазанные мёдом и посыпанные сахарной пудрой, которыми она его иногда подкармливала. Невесты у него никогда не было, Саша отчаянно стеснялся дружбы с девочками. Армия заменила ему всё, но совесть и честь остались детскими.