Страница 109 из 125
Молодожены подолгу жили в больших городах или деревушках, а потом резко снимались с места, как будто срабатывал внутренний таймер. Ян приносил свежие идеи и планы, едва Лина чувствовала, как в разгар веселого праздника подбирается хандра. Она накатывала неожиданно, где угодно, невзирая на самочувствие и количество улыбчивых лиц. Лина пряталась за веселостью и оживлением, понимая: перепады настроения неестественны. Но, казалось, муж не замечает их или странным образом предугадывает и, тогда, они стремительно меняли маршрут.
Они бороздили Тихий и Индийский океан, изучали морские заповедники. Пришвартовываясь в маленьких портовых городах, много гуляли, пробовали аутентичную народную кухню и напитки. Ян уверенно чувствовал себя и на суше и на море. Смотрелся органично, как на капитанском мостике, широко расставив ноги, так и за хрупкими столиками в ветхих харчевнях, держа себя с улыбчивыми хозяевами просто и достойно. Муж рассказывал Лине о местных достопримечательностях и обычаях, знал много забавных историй и легенд. Она с интересом слушала, обожая смотреть, как Ян наслаждается видами, едой, ароматной кубинской сигарой и медленно потягивает вино, держа запотевший бокал красивыми крепкими пальцами, которые она не уставала рисовать.
Но иногда, Лине надоедали истории, шум и люди. Ян догадывался об этом. В гостиничном номере или квартире он делался невидимым, давал ей возможность восстановить равновесие с красками и холстами, но не давал побыть одной. Лина чувствовала паузу телом. Она не приносила облегчения, а только сжимала напряжение. Давила, так же, как тяжелый проницательный взгляд мужа, каким он порой окидывал ее с головы до ног, словно вбирая ее сущность со всеми мелкими грехами и некрасивыми мыслишками. Лине становилось дурно, казалось, по ней прошелся пылесос и рентген. Внутри делалось слишком светло и страшно пусто. Хотелось закрыться от этого противного чувства – одеться. Ей нужны новые темы для бесед, новые события, впечатления. Они снова отправлялись в путь.
На острове Мадагаскар супруги блуждали мангровыми лесами, пытались приручить и покормить с рук лемуров. Отыскали норы рыже-коричневых хищников, похожих на миниатюрных пум. Спасли из собачьих когтей маленького мунго, вылитого Рикки-Тикки-Тави Киплинга, только очень злобного. Они с упоением исследовали Южную Африку, погружаясь в мир дикой природы. Гуляли по запруженным людьми оживленным набережным Кейптауна, восхищаясь красотой старинного города и отменным шампанским. Совершили круиз к Галапагосским островам, где морские игуаны грелись на песке и лениво плавали вдоль берега. Лина пришла в восторг: они напоминали ей разряженных туристов. Черный, как трубочист, гид, с трудом изъяснялся по-английски, что не мешало ему потчевать путешественников бесконечными мифами и страшилками, пока они осматривали канал рифовых акул. Но "чудовища" плескались на мелководье, словно дети, и вовсе не вызывали страха. Фотографируя по пути пингвинов и морских львов, Олсены в который раз подбирались к Экватору. Буйство эмоций Лина выплескивала на бумагу, и тут же забывала сюжет, очарованная новым днем, новым пейзажем, страной, людьми, и так до головокружения, словно выкупила все билеты на карусель и не могла сойти – кружилась и кружилась, как попрыгунья Стрекоза.
Белоснежная яхта "Элизабет" становилась на якорь в красивых лагунах и бухтах карибского бассейна. Молодожены любовались стройными фламинго и морскими черепахами, плавали с дельфинами, ныряли с маской и рыбачили, опаляя кожу до черноты под жгучим тропическим солнцем. Путешествуя по извилистой Амазонке, они любовались, как всходит солнце и деликатно набрасывает карминово-розовый глянец на небо и воду; внимали неистовому щебету птиц в рассветных влажных джунглях, и оцепенев от страха и восторга, следили за анакондами, которые бесшумно охотились вдоль берега.
Ян приносил Лине головной убор, который она забывала в каюте, набрасывал на плечи легкий палантин, оберегая кожу от ожогов, и следил, чтобы она стояла с подветренной стороны и не подхватила насморк. Лина была признательна мужу за внимательность. Но порой, это ее злило и выводило из себя. Она стольким уже обязана ему, что казалось, в большую кабалу благодарности влезть невозможно и, снова, Ян доказывал обратное. Лина хотела кричать на мужа, рассердить его и рассердится самой. Хотела, чтобы он поговорил с ней – жестко и откровенно; заставил озвучить постыдные мысли и желания, принудил отречься от них и запретил думать о другом. Но, муж безмолвствовал, не оставлял одну, и не давал даже на секунду погрузится на дно тоски и мук совести. В разгар зажигательного карнавала в Рио-де-Жанейро, она написали тушью серию черно-белых графических этюдов, назвав: "Ипохондрия".
Лина растворялась в окружающей красоте, изменчивых настроениях моря, словно списанного с картин Айвазовского и млела от знойных венецианских этюдов, иллюстрирующих полотна Феликса Зима. Задыхаясь эмоциями и впечатлениями, она теряла голову, и отчаянно веселились. Она влюбилась в ночные клубы Италии, куда водил ее Ян. Со смешенным чувством удовлетворения, она испытывала до утра перегруз звука, хаотичных движений, дикой пляски огней. А после, без угрызений совести, поздно завтракала в номере и дегустировала в кровати тончайшие сыры и вино. Олсен наполнил деятельностью каждую минуту, словно движущая сила жизни, толкал вперёд, не давал грустить или думать о чём-то не связанным с летом, нарядами, праздником и весельем.
Бесконечная всеобъемлющая забота! Муж оберегал ее, словно музейный экспонат. Именно так, Лине представлялись их отношения: безделушка на пьедестале, чья ценность безбожно преувеличенна. Дни-дни-дни... они походили на сновидения или сильный наркоз. Глубокой ночью, возвращаясь с очередного светского приема или вечеринки, Лина падала от усталости и проваливалась в беспробудный сон, чтобы утром начать все заново. Нескончаемый "День сурка"...