Цунами

Я встрепенулась.

- Не ври. Ни одного звонка от тебя!

Он перебил следующий мой словесный поток поцелуем в ушко.

Я не выдержала, закинула руки, обняв его за шею. В глазах вспыхивали лукавые искорки. И что таить? Я наслаждалась ситуацией.

Мой муж осторожно, усадил меня на танкетку, как будто я была самое ценное и дорогое в его жизни. Снял сапоги, затем осторожным движением стянул шарф. Аккуратно за руки поднял, и помог освободиться от зимнего пальто.

Влад взял меня на руки, отнес в комнату. Бережно уложил на кровать.

- Думаешь можно? – С сомнением спросил он.

- Не знаю, но рекомендаций к воздержанию не было, ох! – почувствовала, как теплые руки Влада слегка приподняли на животе край свитера. Горячее дыхание, коснулось пупка.

- Я даже и не смел, мечтать о таком сокровище! Он обвел контур пупка языком, - тем более в трехкратном размере! И его язык проник в уязвимую ямочку. – Я выгнулась дугой.

- Владик, - выдохнула я, - на тебе слишком много одежды.

- Думаешь, жена?

- Ммм, уверена!

Я потянула вверх, так полюбившейся мною белый джемпер, на больших коричневых пуговках, не утруждая себя расстегиванием оных. Слишком долго. Пуговки посыпались в стороны. Одна запуталась в моих волосах. Влад осторожно снял ее.

Владислав покрывал поцелуями мою шею, спускаясь всё ниже. Мои пальцы запутались в его черных волосах. Руки Влада принялись ласкать мою грудь, спускаясь все ниже и ниже. Он опустил одну руку вниз к лону. Сейчас туда скользнул палец супруга. Он прошелся сверху вниз от точки сосредоточения желания ко входу к лону, ощущения обострились. Я уже не могла сдерживать стоны желания.

- Влад, пожалуйста…

- Что, пожалуйста?

- Я больше не могу терпеть… я хочу тебя… внутри.

И он не заставил меня ждать.

Вошел один сильным толчком, и постепенно нарастая ритм, подводя нас обоих одновременно к краю пропасти, туда, где мир раскололся на сотни маленьких осколков счастья и любви…

Мы лежали, обнявшись, лицом к лицу. Влад перебирал мои короткие рыжие волосы.

- Расскажи о себе, ты говорила, что дети не могут быть рыжими, почему? – Влад разумно промолчал, что уже в курсе ужасной трагедии Ники. Ему хотелось от нее услышать всю правду. Ника молчала.

Я повернулась на другой бок, и не разнимая кольца обнимавших меня рук, произнесла, холодно:

- Влад, я устала и хочу спать. – Для полной достоверности закрыла глаза.

Я молилась о том, чтобы он не разомкнул объятия. Я загадала: если он не перестанет меня обнимать, тогда у нас все еще может получиться. Семья. Такое знакомое и давно забытое для меня слово.

Он промолчал, продолжая меня обнимать.

Я и вправду стала засыпать, но сквозь сон услышала вздох разочарования и еле уловимые слова:

- Эх, Рыжуха, не доверяешь мне… Я, быть может, тебя люблю…

И его губы коснулись моей макушки.

Может, показалось, а может, и нет, но я расслабилась и погрузилась в объятия Морфея.

Утром меня разбудил запах молочной каши. Я кашу ненавидела с детства. А тут такой невероятно манящий аромат корицы и еще чего-то.

- Ммм…

Послышался тихий и довольный смех.

Аромат стал сильнее.

Я открыла один глаз. Левая рука моя продолжала, лежать под подушкой.

Прямо перед моим носом была тарелка с кашей. Я приподнялась на локте. С овсяной. А в ней отчетливо наблюдалась курага и чернослив.

Я, наверное, кашу варила последний раз Маше.

- Голодные, мои девочки?

- Угу. – Не утруждая себя вставанием, схватила ложку, и прямо так принялась уплетать невероятно вкусную кашу, тарелку которой продолжал держать Влад, сидя на полу и скрестив ноги.

Его глаза горели огнем.

- Что не так? – Спросила я.

- Все так. Только, вот у тебя на носу остаток каши.

Я подняла руку, чтобы вытереть нос.

- Не смей. – С придыханием произнес он.

Я замерла.

Владислав аккуратно поставил тарелку на пол. Поднялся, посмотрел мне в глаза. И слизнул остатки каши с кончика носа.

Толпы мурашек проскакали, по моему телу.

Он с большой не охотой оторвался от меня.

- Мне, Ника, пора на работу. Тем более половину дня я прогулял. Тебя подвезти до работы?

- А? Что? – Стряхивая наваждение, спросила я. – Нет, не надо. У меня своего рода больничный. Прогульщицей я сделалась страшной. Не хочу на работу.