Два Мира

Кстати говоря, дураком я не был. Я не учился потому, что не хотел. Говорил матом потому, что так говорили почти все. Встречался с красивыми дурами потому, что мне нужен был имидж. Может я вышел бы из трудного переходного возраста, и стал бы вполне терпимым планктоном в море жизни. Но этого уже не узнать. Я начал принимать таблетки Артура.

Сначала изменений не было.

Потом я почувствовал, что действительно, стал лучше запоминать вещи. Я стал внимательнее. Даже параграфы в учебниках обрели смысл.

Дальше – больше. Я понял, что мне стоит лишь раз прочесть страницу, чтобы полностью ее запомнить. Артур писал кипятком. Но вместе с тем я стал хуже спать. Мой аппетит уменьшился. Это не нравилось доктору Дрэйву.

Через полгода на таблетках я мог запомнить расположение всех вещей в комнате, зайдя в нее лишь раз. Я с лету учил языки. Я мог играть на валютных биржах. И у меня случился первый обморок. Это было дома. В себя я не мог прийти пять минут. Когда я рассказал это Артуру, тот назначил мне тайную встречу в больнице, где работал, и мы сделали узи мозга. У меня были небольшие гематомы.

Надо сказать, Артур расстроился очень сильно. Он не предполагал таких результатов. Пока о патенте можно было не мечтать. Я же был спокоен. В последнее время я стал замечать это за собой: все больше спокойствия. Все меньше эмоций. Чтобы общаться с людьми, как раньше, мне приходилось играть роль. Впрочем, я и не хотел общаться с теми, с кем общался раньше. Внезапно для себя я понял, что хочу общаться с другими людьми. И всегда хотел, только не понимал этого. И тогда я придумал устроить драку с Марком. Это точно свело бы меня с Мэллани. Глупая мысль, но по-другому перейти на «светлую сторону» с моим имиджем, который я так долго зарабатывал, не получалось. Конечно, дополнительного сотрясеня мозга к своим гематомам я не планировал, но все вышло немного не так. Марк увлекся. Я очнулся в больнице. И те два дня, что я лежал в реанимации, не имея возможности шевелиться и говорить, я понял одну важную вещь. Я – ничей. Меня нет. И лучше бы не было. Для тети я обуза. Родителям на меня плевать. Если я сейчас умру – всем будет все равно. Тете Робин будет даже легче. Депрессивные мысли, не так ли? Но иные в реанимации редко приходят. Вот если бы у меня была семья…И тогда я придумал историю с попаденцем. Она была идеальна. Во-первых, доктор Артур сочтет, что я или сошел с ума, и не помню его и таблетки, либо действительно попаденец, и не знаю про него и таблетки. Мы расстанемся с ним полюбовно. Во-вторых, прекрываясь миссией помирить родителей, я смогу с ними познакомиться. Может действительно помирю, и тогда мы станем семьей, где тетя Робин заживет своей жизнью, а обо мне кто-то будет заботиться. В-третьих, это был супер-романтичный способ подкатить к Мэллани.

Итак, я продумал историю. Продумал детали. Благодаря моей памяти и внимательности, я смог сделать пару весьма убедительных вещей, «доказывающих», что я – попаденец. Доктор Артур быстро смекнул, что моя сумасшедшая амнезия – его шанс, и свалил. Все было хорошо. Но гематомы, вызванные таблетками, увеличивались. Мое состояние ухудшалось. Все пошло наперекосяк. Судьба снова свела меня с Артуром, хоть никто из нас и не признался в раннем знакомстве. Артур помог мне бежать из больницы. Мне становилось хуже. И тогда я понял, зачем все это. Почему судьба играет так, а не иначе. Возможно, я осознал это лишь потому, что гематому съели мой мозг, отключили те его клетки, которые отвечают за самосохранение, но теперь я вижу мир четко. Лучше, чем кто-либо. Лучше, чем Эшли Терпан. А она сидит на краю моей кровати, и вещает, что Артура надо посадить, и нельзя давать ему меня оперировать. А смысл?

-А смысл? – наконец говорю я вслух.

Эшли, впервые за все то время, что я ее знаю, выглядит удивленной.

-Посмотрите, - я приподнимаюсь с подушки и почти шепчу ей, - Без меня всем лучше. Моя тетя Робин, отдавшая пол-жизни на взращивание неблагодарного ублюдка, коим я был, теперь свободна и счастлива. Мои родители верят моей теории про попаденца. Они думают, что если могут быть счастливы в другом мире, то будут счастливы и в этом. Артур Дрэйв еещ тот ублюдок, но он любит тетю Робин, и у них будет ребенок. Так что я его прощаю. Даже Мэллани будет лучше, если я умру, не успев ее разочаровать. Она запомнит это как приключение на всю оставшуюся жизнь, а не как боль, что осталась у моей матери после встречи с отцом.

Глаза Эшли расширяются, пока я говорю это.

-Не раскрывайте мой секрет, - прошу я ее, - Я не боюсь. Я уже ничего не чувствую. А без меня всем будет лучше.

Я откидываюсь на подушку и закрываю глаза. Мне плохо. Голова разламывается от мыслей. Я не вижу, но мне кажется, что Эшли Терпан плачет.