Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 73

Но один раз в год она могла сама с собой, наедине, дать себе волю? Похоже, что нет. Похоже, что теперь она должна держаться круглый год. Вот только она не могла… Не могла… Могла только напиться, чтобы не чувствовать. Кто сказал, что текилу не мешают с виски? Мешают, а сверху запивают пивом и шампанским, вальяжно положив ногу на ногу. Сказали, найдём мужика, пусть ищут. Вот она, Наташа-красавица.

Проснулась она от тихого разговора за спиной, голос был Лёшкин.

— Знаешь что, Лара, если такая умная, надо было самой ехать и таскать это пьяное тело, она мне машину заблевала, между прочим… Я вообще не знаю, как она выжила-то… врача собирался вызывать, да тебя побоялся будить, какого не знал… В неотложку не позвонишь, она не алкоголичка… сорвалась просто.

— Да, Лар. Страшно. Очень.

— Если б я сейчас его увидел, блядь, ожившего, убил бы… рыбалка ему… а она тут…

— Всё, кажется, просыпается, я, если что, тебе позвоню…

— Что «зачем», я ж не стану её в ванной мыть, если сама не сможет, а ей, знаешь, надо.

Наташа смотрела на Лёшку. Лёшка был в трусах. На её диване.

— Что ты тут делаешь? — не своим, охрипшим голосом.

— Возлежу, Тусик, як султан, оберегающий чуткий сон своей наложницы, — улыбается сквозь силу.

— Понятно, спрашивать, почему ты, султан, в трусах, не имеет смысла, — на этих словах женщина почувствовала тошноту и побежала в туалет, где её волосы держали Лёхины руки.

Более-менее приведя себя в порядок, окинув глазами комнату, где были раскиданы салфетки, валялся таз и стоял жуткий смрад, Наташа упала на диван.

— Так почему ты в трусах-то?

— А почему ты?

— На мне ещё лифчик есть…

— Нда-а-а…Тусик, скажу сразу, мы не трахнулись, огорчит это тебя или нет.

— Шут.

— Слушай, я пытался быть джентльменом, но ты облевала мою рубашку, я не мог рисковать брюками, они от Армани, между прочим, и я слегонца задолбался бегать из соседней комнаты, проверять не захлебнулась ли ты, так что: в трусах и на одном диване. Кстати, твоё платье тоже… в общем, оно в ванной, там, в синем тазу.

— Понятно… Мы квиты, Лёша, — сил на улыбку не было, но она подразумевалась.

Когда Ларка отказала Лёшке выйти за него, просто так, в отместку за то, что долго ждал, он напился до таких же соплей, и тогда хрупкой Наташе пришлось таскать пьяного Лёху, который в своих попытках помочь делал только хуже.

— Я в душ…

— Угу, только дверь не закрывай.

— Чего?

— Измайлова, ты мне стала больше чем родной за эту ночь, так что твой голый вид меня уже не удивит… не знаю, чем ещё ты меня можешь удивить… Не хочу, чтобы тебе поплохело, и пришлось двери ломать, понятно? Иди, Туська. Потом я. А то, ночевал у бабы, а вонь… кстати, у тебя есть что-нибудь… рубашка подходящая, футболка, может, Женьке что-то велико?

— В шкафу, — коротко сказала Наташа и ушла приводить себя если не в чувства, то в относительно приличный внешний вид, усмехнувшись «утру в китайской деревне» в зеркале.

— Что это? — с выражением, будто увидел в шкафу приведение, спросил Лёха.

— Пашкины вещи, — машинально ответила она, меняя постельное, на пол и салфетки сил не хватило.

— Тусь… это ненормально… ты, блядь, ебанулась? Нельзя пять лет хранить вещи покойного!!! Ты когда… Боже… Туська… — она увидела такой поток жалости к себе, словно перед этим холеным мужиком в трусах с надписью бренда на резинке была шелудивая кошка, обречённая на верную, мучительную смерть.