Страница 34 из 73
Проснулась она от тихого разговора за спиной, голос был Лёшкин.
— Знаешь что, Лара, если такая умная, надо было самой ехать и таскать это пьяное тело, она мне машину заблевала, между прочим… Я вообще не знаю, как она выжила-то… врача собирался вызывать, да тебя побоялся будить, какого не знал… В неотложку не позвонишь, она не алкоголичка… сорвалась просто.
— Да, Лар. Страшно. Очень.
— Если б я сейчас его увидел, блядь, ожившего, убил бы… рыбалка ему… а она тут…
— Всё, кажется, просыпается, я, если что, тебе позвоню…
— Что «зачем», я ж не стану её в ванной мыть, если сама не сможет, а ей, знаешь, надо.
Наташа смотрела на Лёшку. Лёшка был в трусах. На её диване.
— Что ты тут делаешь? — не своим, охрипшим голосом.
— Возлежу, Тусик, як султан, оберегающий чуткий сон своей наложницы, — улыбается сквозь силу.
— Понятно, спрашивать, почему ты, султан, в трусах, не имеет смысла, — на этих словах женщина почувствовала тошноту и побежала в туалет, где её волосы держали Лёхины руки.
Более-менее приведя себя в порядок, окинув глазами комнату, где были раскиданы салфетки, валялся таз и стоял жуткий смрад, Наташа упала на диван.
— Так почему ты в трусах-то?
— А почему ты?
— На мне ещё лифчик есть…
— Нда-а-а…Тусик, скажу сразу, мы не трахнулись, огорчит это тебя или нет.
— Шут.
— Слушай, я пытался быть джентльменом, но ты облевала мою рубашку, я не мог рисковать брюками, они от Армани, между прочим, и я слегонца задолбался бегать из соседней комнаты, проверять не захлебнулась ли ты, так что: в трусах и на одном диване. Кстати, твоё платье тоже… в общем, оно в ванной, там, в синем тазу.
— Понятно… Мы квиты, Лёша, — сил на улыбку не было, но она подразумевалась.
Когда Ларка отказала Лёшке выйти за него, просто так, в отместку за то, что долго ждал, он напился до таких же соплей, и тогда хрупкой Наташе пришлось таскать пьяного Лёху, который в своих попытках помочь делал только хуже.
— Я в душ…
— Угу, только дверь не закрывай.
— Чего?
— Измайлова, ты мне стала больше чем родной за эту ночь, так что твой голый вид меня уже не удивит… не знаю, чем ещё ты меня можешь удивить… Не хочу, чтобы тебе поплохело, и пришлось двери ломать, понятно? Иди, Туська. Потом я. А то, ночевал у бабы, а вонь… кстати, у тебя есть что-нибудь… рубашка подходящая, футболка, может, Женьке что-то велико?
— В шкафу, — коротко сказала Наташа и ушла приводить себя если не в чувства, то в относительно приличный внешний вид, усмехнувшись «утру в китайской деревне» в зеркале.
— Что это? — с выражением, будто увидел в шкафу приведение, спросил Лёха.
— Пашкины вещи, — машинально ответила она, меняя постельное, на пол и салфетки сил не хватило.
— Тусь… это ненормально… ты, блядь, ебанулась? Нельзя пять лет хранить вещи покойного!!! Ты когда… Боже… Туська… — она увидела такой поток жалости к себе, словно перед этим холеным мужиком в трусах с надписью бренда на резинке была шелудивая кошка, обречённая на верную, мучительную смерть.