Бантик, или Такая женщина

Миша не выражал сочувствия, настоящего или показного, не спрашивал, как она справляется, не интересовался, чем занимаются её дети, просто любил её всю ночь. Порой страстно, жёстко, так, что Наташе, казалось, что её не хватит, что на этом её сексуальная жизнь окончится навсегда, потому что она больше никогда не захочет смотреть на мужчин. Порой медленно, даже лениво, мурлыча, словно довольный кот.

Если менял позиции, ни одна из них не приносила Наташе неудобства как физического, так и морального. Если шептал: «Ты прекрасна сейчас», — Наташа верила, что в данный момент времени для него она прекрасна.

И утро не доставило неудобства, скорей уж досаду от звука будильника.

— Тебе обязательно на работу?

— Нет, — спокойно ответила Наташа. Она всегда была обязательна, не позволяла себе опоздать, прогулять и не прийти без действительно уважительной причины. Но сегодня спокойно сказала «нет» и не хотела задумываться о причинах.

— Лёш, я не приду, плохо себя чувствую.

— Ладно.

В следующие полчаса раздавался шквал звонков от готовых помочь: принести хлеб, воду, отвести детей в школу, передвинуть шкаф, почитать сказку. Мобилизация под лозунгом «Тусик в беде» включена на полную. Это не то, что удивляло, но немного раздражало. Она с удовольствием нырнула под одеяло, позволяя себя обнять, и провалилась в сладкий утренний сон.

Они провели в квартире четыре дня. Четыре дня Наташа не ходила на работу, ссылаясь на плохое самочувствие, засыпала и просыпалась в объятиях мужчины, и это казалось нормальным, даже естественным. Его поддразнивания, никогда на грани, его улыбка, ласки, его «Наталь» и её собственное нежелание думать. Необходимость отключиться от внешнего мира.

Погодки звонили каждый день, подробно рассказывали, что видели, как дела, жалуясь друг на друга, погоду и одноклассников, но Наташа слышала довольное хихиканье на том конце провода и точно знала, что все эти капризы для связки слов и желания услышать, что, именно ты — самый лучший и любимый. Она не смущалась Мишу, разговаривая с детьми, не уходила в другую комнату… С чего бы?

Сидя на кухне, ведя шутливый спор, Наташа слышала: «Девочка».

— Сколько ты меня будешь называть «девочка»?

— Тебя что-то смущает, девочка?

— Какая я тебе девочка, Миш?

— Хорошенькая… умненькая… сексуальненькая…

Наташа не смогла бы ответить, отчего её смущает столь невинное прозвище. Наверное, потому что она очевидно не девочка, не невинна и явно старше парня, чьи руки сейчас выводили круги у неё на спине.

— Наталь, а сколько ты ещё будешь загоняться по поводу разницы в возрасте?

— Я тебя старше.

— Ты старше меня на четыре года, четыре… Я же не школьник, и ты не моя учительница математики, иди-ка сюда, — просто прижав к себе, через пару шагов оказавшись в прихожей, где был большой шкаф-купе с зеркальными дверями. Он поставил Наташу, встал немного сзади и спросил:

— Что ты видишь?

Глаза Наташи пробежались по верху зеркала, отметив там пыль, потом уткнулись в собственное отображение: были видны расширенные поры, тёмные круги под глазами, не явные, но всё равно видные. Наташа видела морщинку между бровей, видимо, инъекции прекратили действие, чуть «съехавший» овал лица, видела, что бровям требует коррекция, а краска для волос начала смываться, и на висках мелькнул ярко-белый седой волос.

— Не так, — Наташу просто, словно куклу, переставили сильные руки, — смотри ещё раз, только целиком.

В этот раз Наташа увидела хрупкую фигуру женщины в светлом халате с запахом, из которого больше, чем позволяют приличия, выглядывала грудь. Темные волосы, привыкшие быть убранными, сейчас волной скатывались по плечам, прядями ложась вдоль того самого неприличного декольте. Она не заметила каких-либо очевидных признаков старения, зато уловила лёгкий румянец на щеках, красные, слегка припухшие от поцелуев губы, стройные ноги.

Ноги у Наташи всегда были красивыми, возможно, не самыми длинными, не безупречной формы, но, определённо, заслуживающими мужского внимания. Вот только ей хватало внимания одного человека…

Женщина, смотревшая на Наташу, не была молоденькой, но её нельзя было назвать старой или просто зрелой. Эта была женщина, испившая за четыре дня больше любви, чем за последние четыре года, и пусть любовь эта была временная и плотская, она пошла на пользу хрупкой женщине в светлом халате, пояс которого подчеркнул, что Наташа более чем изящного строения, настолько тонкой казалась талия.

— Теперь смотри на меня.

Наташа посмотрела. Миша был широкоплечий, выше неё. Изрядно. Но это не было таким уж открытием, с тех пор как в её жизнь вошёл Пашка, игрок любительской команды по волейболу, введя её в свой круг друзей, Наташа будто и не встречала низких мужчин. Казалось, что все окружающие знают, как выглядит её темечко, лучше неё самой. Да и сложно было бы найти мужчину, даже не из Наташиного окружения, который не был бы выше или крупнее женщины, с её-то комплекцией.