Волчица

Как мы знаем, она совсем недавно приехала в этот городок, сначала её везде брал с собой двоюродный брат, а потом она и сама стала исследовать улочки. Так в один из дней она набрала на заброшенную детскую площадку. Ржавые качели, какая-та карусель и пара лавок, – вот и всё богатство, но место было примечательно тем, что находилось на окраине парка, было укрыто зарослями сирени и ещё каких-то кустов. Этот парк (кстати говоря, он находился недалеко от школы) посещали немногие из-за его близости с лесом, детей там и во все не было: они предпочитали компьютерные игрушки.

Именно туда туда направлялась Дарина, удерживая слёзы и стараясь не слишком громко всхлипывать.

Лишь упав на старые скрипучие качели, Дарина дала волю слезам. Она оплакивала свою семью, свою прошлую жизнь и нынешнюю. Как глупо обрываются жизни! 

***

Даниил устал. Он был одиночкой, уже длительное время скитаясь по городам и сёлам, как бы банально это не звучало. На его родине ему было нечего делать: постоянные распри со старшим братцем вынудили его покинуть земли, испокон веков принадлежащие его семье. Но это был его и только его выбор, о чём мы расскажем чуть позже. 

Даниил не знал, что его заставило остановиться у этого парка. Несмотря на то, что он был явно заброшен, рядом проходила достаточно хорошая и широкая дорога, ведущая прямиком на магистраль. Может быть, в остановке виновата усталость от многочасовой поездки в автомобиле, хотя машина была удобной и очень комфортной, он – дитя свободы, ветров и лесов, долгое нахождение в этой консервной банке мужчину неимоверно раздражало.

А уж как он оказался на этой заброшенной детской площадке и вовсе непонятно; наверное, сюда его привело хвалёное чутьё подобных ему. 

Даниил расслаблено сидел на полуисгнившей лавчонке, когда его слух уловил сдавленные всхлипы. Кто-то ломился через кусты сирени, чтобы усесться на тут же мерзко скрипнувшие качели. 

***

Дарина даже не заметила, что её тайное прибежище оказалось уже занятым. Она лишь выплёскивала своё разочарование и боль. И нет ничего удивительного, что девушка вздрогнула от страха и неожиданности, когда соседние качели издали ещё более противный пробирающий до костей звук, чем те, на которых устроилась она, когда на них сел молодой мужчина.

***

Даниил не собирался обращать внимания на истеричную девчонку, что помешала его уединению. Ему лишь хотелось, чтобы она побыстрее утихла и покинула это живописное и такое тихое до прихода этой плаксы место.

Нет, он не был злым или жестоким, не способным на сострадание. Мужчина просто устал. Тогда ему казалось, что устал он жизни.

По небу, уже раскрашенному закатным солнцем, плыли редкие облака, а слабый ветерок зашумел зелёными молодыми листочками и тонкими веточками. Именно этот ветер и принес Даниилу лёгкий, едва уловимый даже для него, аромат, заставивший его заинтересоваться и обернуться. 

Как он и думал, там, на старых скрипучих качелях сидела, ссутулившись, совсем ещё юная девушка.

***

– Позвольте узнать, кто Вас обидел? – спросил мужчина, напугавший её. 

Действительно, пугаться было чего. Черноволосый и черноглазый, он хоть и выглядел утонченно, но в одежде мрачных цветов производил впечатление какого-то неформала, поклоняющегося тёмным силам, а сердца юных дев пожирающего на завтрак (в крайнем случае, на полдник, и то, это уже будет считаться нарушением диеты). 

Она смотрела на него широко распахнутыми глазами и не знала, что делать: то ли бежать без оглядки, моля о спасении, то ли остаться и поговорить со страшным, но всё же симпатичным и молодым мужчиной. Даринка выбрала второй вариант. 

– Девушка, что с Вами случилось? – обеспокоенно разглядывал появляющиеся синяки на нежной персиковой коже девушки.

– Я не... – она хотела сказать, что всё в порядке, что ничего не произошло, но поняла, что это глупо. Её собеседник не идиот, и прекрасно видит, что всё отнюдь не в порядке.

Наверное, в тот миг ей стоило промолчать, сдержаться, но слова уже полились безудержным потоком, и вот Дарина рассказывает о своих обидах первому встречному. Рассказывает, как тяжело было жить с родителями, хоть и жила на всём готовом, страшно знать, что её судьбу уже определили: быть ей постельной грелкой компаньона отца, который масляно смотрел своими маленькими глазками на жирном лице, смотрел так, будто она уже была его, или же быть с сынком этого типа. А всё почему? Потому что отец проигрался, что ему нужны были деньги этого сального гада ради каких-то новых авантюр. Говорит, как ей было стыдно, что не пролила ни слезинки на похоронах, глядя на застывшие навечно лица своих родителей, как не могла заставить себя их оплакать, что лишь вздохнула с облегчением, когда узнала об их смерти, за что и сейчас кормит себя. Она каялась, что стала обузой для тётки и её сына.

Она говорила и не видела, как сжимаются его кулаки, когда он услышал об обидчиках девуши, как повёл он носом, чуть ли не утыкаясь в её волосы, стараясь уловить тонкий аромат, не испоганенный вонючими дезодорантами и духами.

С каждым произнесённым словом девушке становилось легче, словно тяжёлый груз упал с её худеньких плеч.

Он протянул ей бутылку с водой, которая всё это время была у него в руках, когда Дарина замолчала. Она с благодарностью во взгляде приняла её, голос девушки охрип от рыданий и долгого говорения.

– Спасибо, – прошептала она. Дарина благодарила не только за воду, но и за то, что мужчина выслушал её истерику.

Девушка уже собралась уходить, но её молчаливый слушатель не пустил, придержав за тонкую руку.

– Извини, конечно, но я не могу тебя отпустить, – перешёл он на "ты". – У меня тут машина, – он указал в направлении кустов, – надо обработать твои синяки и ссадины.