Страница 2 из 82
В красных, воспаленных от едкого пота и хронического недосыпания глазах рябило. Цель расплывалась, превращаясь в бесформенное пятно. Сергей на мгновенье зажмурился, давая короткий отдых натруженным глазам.
Вздохнув, он разлепил газа, навел сетку прицела в грудь, чтобы наверняка... И без колебаний плавно нажал на спусковой крючок. Удара в плечо не последовало.
— Вот и конец, — Сергей устало завалился на бок...
1
Полуденная жара спала. Ветер с моря лизал, охлаждая, набережную и прилегающие к ней дома старого порта. Время послеобеденного сна (сьесты) закончилось, и спрятавшиеся от зноя марсельцы и туристы начали покидать свои укрытия, чтобы насладиться прохладой. Террасы были полны народа, и вокруг залива в двух встречных потоках не спеша прохаживались местные и туристы, влюбленные пары, как совсем молодых, так и совсем пожилых людей, люди с детьми и совсем одинокие. Все брели не спеша, подставляя себя морскому бризу, вдыхая полной грудью соленый воздух, любуясь яхтами, мачтами, стенами цитадели, когда-то защищавшей этот город, и собором с золотым обликом Богоматери, протыкающим небесную синеву.
На краю одной из многочисленных лавочек сидела одинокая женщина, подав весь корпус вперед и готовая вот-вот сорваться, как кошка, наблюдающая за пташкой. Во всей ее осанке, в прогибе спины и в посадке головы проглядывались грация и гордость. Проходившие мимо молодые и не очень мужчины невольно задерживали на ней внимание — кто откровенно, кто бегло измеряя ее c головы до ног. Только она ничего этого не замечала, вонзившись взглядом в маленького карапуза, гоняющего голубей среди леса ног прогуливающихся взрослых.
Малыш был одет в форму нью-йоркской бейсбольной команды. Из-под кепки со знаменитыми N и Y торчали кудряшки цвета спелой пшеницы. Глаза как два зеркальца отражали небесную синеву. На белой круглой мордашке щеки розовели, как помидоры на снегу. Эта концентрация красок делала его похожим на ребенка из рекламного ролика. Визжа и смеясь, он носился за голубями, думая, что вот-вот ухватит хоть одного из них. От жары даже птицы были медлительны, но каждый раз ему не хватало нескольких сантиметров, что еще больше его смешило и возбуждало. Картинка была забавная и проходящие люди улыбались, любуясь сценой.
Опираясь на палку, старый араб замер, поравнявшись с малышом, он поцеловал пальцы правой руки и приложил их к голове малыша. То ли борода, то ли палка напугали его или просто от неожиданности карапуз вздрогнул и бросился в сторону сидевшей женщины, которая мгновенно вскочила, как разжавшаяся пружина. Малыш испуганно спрятался за женщиной, обхватив ее за ноги изо всех своих детских силенок, так, чтобы никто его не смог оторвать.
Старик в растерянности приложил руку к сердцу.
— Ради Бога, извините, я совсем не хотел его напугать. У нас это как благословение ребенку, чтобы аллах его защитил. Не обижайтесь, пожалуйста... Уж очень он забавный.
— Ничего страшного, — ответила женщина, беря мальчишку на руки, который тут же обхватил ее за шею, пряча лицо от незнакомца.
— Это... — бородач затянул, так как женщина была типичной для побережья Средиземного моря — с загорелой
кожей, черными угольными глазами, а малыш на руках белый, как простокваша.
— Это мой сын, — подсказала она незнакомцу.
Славный малыш, берегите его.
Двигатели взревели, набирая максимальные обороты, самолет качнулся и побежал по полосе, сбрасывая с себя паутину гравитации, все быстрее и быстрее, вздрагивая всем телом от толчков. Рывок, и алюминиевое тело замерло. Железная птица разорвала последнюю нить, связывающую ее с Землей, с Родиной, с прошлым, унося с собой людей и судьбы.
Для некоторых, как для членов экипажа, это был очередной рутинный перелет из одной географической точки в другую, для других — занимательное путешествие. Для Сергея это был не только перелет из одной страны в другую, а путешествие во времени. Он покидал навсегда мир, который скоро перестанет существовать и останется только в его воспоминаниях. Прошлое осталось на земле, перемешанное со снегом и октябрьской грязью...
Заглушенный гул турбин и мягкое кресло приятно убаюкивали, расслабляли и толкали в дремоту. Начался приступ зевоты.
— Ну что за черт, — подумал Сергей. — Только ногу в самолет занес, как зевота наваливается.
Раньше он все сваливал на специфический запах самолетов военно-транспортной авиации.
И каждый раз эти проклятая зевота и сонливость, слетавшая мгновенно от рева сирены, сопутствующей выброске десанта.
Но на борту блестящего ИЛ-62 не было ни запаха керосина, ни блюющих во время противоракетных маневров товарищей, ни сирены ревущей так, что ты готов прыгать куда угодно и как угодно, лишь бы ее не слышать.
— Значит, дело совсем не в запахе, — подумал, зевая до слез, Сергей. Далеко уйдя в себя, он и не заметил, что зевая во все тридцать два зуба (ну, почти тридцать два), он даже не прикрыл рта ладошкой, как этого требует приличие.
— Извините, — с опозданием спохватился он, столкнувшись взглядом с соседом, для которого этого было очередное N-ное пересечение границ и часовых поясов.
— Да ничего-ничего, это нервное. Вы, наверное, нечасто на самолетах летаете?
— Не часто, — кивнул Сергей.
— Владимир. Зови меня Владимир.
— Сергей, — пожав руку, ответил Сергей. — Вообще-то я первый раз в жизни лечу.