Страница 13 из 18
– Я постараюсь построить замок, госпожа моя.
– Ох, увижу ли я его, ваш замок, – Элеонора Августа встала и пошла наверх. – Мария, вели мне воду греть и скажи, чтобы бельё и рубахи мне чистые несли.
А к ужину она вообще не вышла. Волков сел ужинать с Бригитт, но тут приехал Бертье со своими людьми.
Дворовый мужик сообщил, что ротмистр на дворе желает видеть господина, и Волков, зная, какую большую работу проделал Гаэтан, в награду велел звать офицера к столу.
Бертье пришёл в дом, был он невыносимо грязен и совсем провонял конём. Даже кавалер это почувствовал, уже не говоря про госпожу Ланге, которая, хоть и улыбалась ротмистру душевно, но исподтишка морщила свой веснушчатый носик. При Бертье был большой, звенящий железом мешок, который он опустил на пол и поклонился.
– Так иди же к нам, ротмистр, – продолжал приглашать его Волков.
– Не посмею, – отвечал Бертье, косясь на Бригитт, – в следующие разы непременно отужинаю с вами, господа. Лучше вы, кавалер, ступайте ко мне.
Волков встал и подошёл к нему. Бертье присел на корточки и стал из мешка доставать части хорошего доспеха. Кавалер сразу признал этот доспех, одну его часть, а именно наголенник с «коленом», ротмистр ему уже показывал недавно.
– Доспехи барона? – скорее сказал, чем спросил Волков.
– Его, – ответил Гаэтан Бертье, выкладывая панцирь и вытаскивая из мешка отличную кольчугу из мелких паяных колец, по рукаву и подолу железной рубахи шло изысканное золочение. – Кольчуга не хуже вашей, такой ни у кого в округе не было, кроме как у барона.
– Перчатки его, – согласился кавалер, сам присел у мешка и взял из него в руки латную перчатку, – а это чья?
– Думаю, Рёдля, – ответил Бертье, – я нашёл её там же, где и весь этот доспех.
– То есть не у холмов, где мы дрались?
– Нет, дальше на северо-восток, ближе к лачуге монаха, но не доезжая до границы.
Волков молча кивал, понимая, о чём он говорит:
– А голову не находили?
– Нет, ни шлема, ни головы Рёдля я не нашёл, как, впрочем, и тела барона тоже.
– Тело барона уже в замке Балль, – заметил Волков и с удовольствием наблюдал, как меняется лицо ротмистра.
– Барона нашли? Кто же? – искренне удивлялся Бертье.
– Понятия не имею, может, он сам нашёлся?
– Сам? – продолжал удивляться ротмистр. – Как сам?
– А вот так, барон жив, хотя и тяжко хворает после раны.
– Ну уж…, – произнёс Бертье задумчиво. – После арбалетного болта в лицо любой прихворнёт.
– Это так.
– А вы не спросили у него, что случилось с кавалером Рёдлем?
– Нет, я не видел его, я не мог поехать, нужно было закончить дело с горцами, послал Брюнхвальда и Гренера отвезти тело, так их какой-то господин даже на порог замка не впустил. Забрал тело, поблагодарил, и всё.
– Всё это странно, не кажется ли вам, кавалер? – спросил Бертье.
– Более чем, Гаэтан, – у Волкова начала ныть нога, и он поднялся с корточек, – более чем. Оставьте доспехи мне, я отвезу их и попробую увидеться с бароном.
– Хорошо, тогда я, пожалуй, пойду, – отвечал ротмистр, тоже вставая. – До свидания, кавалер.
– До свидания, друг мой. И кстати, доля ваша из добытого будет для вас приятна. Заберёте её у Брюнхвальда.
– Отлично, деньги мне будут кстати.
Они пожали друг другу руки, и Бертье ушёл.
А Волков вернулся за стол доедать простую жирную похлёбку из старого петуха и клёцок, заправленную жареным луком.
Когда никто не видел, Бригитт положила свою тонкую руку на его руку и произнесла негромко:
– Желаете ли ночевать у меня сегодня, господин мой?
Он руку свою не убрал, хоть совсем рядом, в соседней с обеденной залой комнате, Мария ругала дворовую девку. Не убирая руки, он спросил:
– А благоприятны ли сегодня дни у жены моей?
Бригитт сразу изменилась, стала строга и поджала губы, руку с его руки убрала и лишь после этого сказала:
– В точности не знаю, может быть и так.
– Тогда сегодня я буду ночевать у жены.
– Тогда доброй ночи вам, – ответила красавица и встала из-за стола.
Волков вздохнул, но ничего поделать он не мог. Может быть, он и сам предпочёл бы постель, где по перинам и подушкам будут пламенем гореть красные локоны. Но прежде всего дело, а после уже прихоти. Ему нужен наследник. Законный наследник. И поэтому он будет, когда нужно, спать в покоях своей законной жены, как бы ни взбрыкивала эта красивая рыжая кобылка.
Он поднялся по лестнице и без стука вошёл в покои почти на цыпочках.
– Не крадитесь, вы всё равно топаете, как рыцарский конь, – сказала Элеонора Августа раздражённо.
– Вы не спите, моя госпожа? – вежливо спросил он, присаживаясь на край постели и раздеваясь.
– Не сплю! Вас дожидаюсь.
– Рад это слышать!
– Не радуйтесь, не от благосклонности жду я вас. Я после дороги недомогаю, но знаю, что вы придёте за своим, вот и терплю, не смыкая глаз.
– Очень жалею, что заставил вас ждать.
– Не жаль вам. И если бы я и спала, вы бы разве не разбудили меня? Разве вы бы хранили мой сон?
– Увы, моя госпожа, – отвечал кавалер, – не хранил бы. Мы с вами должны сделать дело, что требуют от нас законы людские и божьи.
– Так делайте и дайте мне спать, – Элеонора Августа откинула перину. – Что мне сделать, чтобы вы быстрее начали?
– Что? – немного растерялся кавалер.
– Ну, что делать мне, может, стать по-собачьи, просто лежать или снять рубаху, чтобы вы своё дело быстрее закончили? – говорила жена с заметным раздражением, подбирая подол рубахи и сгибая ноги в коленях.
– Просто лежите, – ответил Волков всё также растерянно, – я постараюсь не задерживать вас.
Глава 8
Агнес, как ни хотелось ей, но всё время вида нового, прекрасного не носила. Она была умной девицей. Понимала, что нужно и в своём обличие ходить. Тем более что те, кто её знал и помнил, в новом обличии красавицы темноволосой её просто не признали бы. Да и опасно это было. Вдруг кто из знакомцев или соседей, что видят её из окон домов, с удивлением заметят, что девица, что жила рядом, стала совсем другой. А принимать вид, который ей нравится, она научилась почти мгновенно. В иное утро, как проснётся, так ещё под периной, не вставая с постели, обращалась она в красавицу и, лишь обратившись, вставала и шла к зеркалу проверить, так ли всё, как ей надобно. И почти всегда было всё хорошо. И теперь она проснулась от колоколов и, едва потянувшись под жаркой периной, сразу стала менять себя, чуть приподнимая перину, чтобы ещё видеть изменения. Ей нравилось смотреть, как грудь, живот и бёдра становятся другими прямо на глазах. И ничего, что от этого у неё была ломота по телу, словно от вчерашней тяжкой работы, это с утра всегда так, сейчас ломота утихнет, как только тело её закончит меняться.
Агнес наконец откидывает перину и вылазит из кровати. Ох, как хорошо ей сейчас, она опять потягивается, новая её грудь, не в пример её настоящей груди, покачивается, вздрагивает манящей тяжестью при каждом шаге. Она босая подходит к зеркалу, осматривает себя с ног до головы. Хороша, придраться не к чему, так хороша, сама бы такую возжелала. Ну, разве что волос погуще внизу живота себе сделать.
А колокола, что разбудили её, всё звонят и звонят. Агнес смотрит на дверь:
– Ута!
Она ждёт, но никто ей не отвечает. Тогда девушка идёт к двери, отворяет её и кричит грозно:
– Ута! Где ты?
– Тут, тут, госпожа, – снизу, с лестницы, доносится испуганный голос и тяжёлое топанье, – рубаху вам готовила свежую.
Прибежала запыхавшаяся, поклонилась.
– Отчего колокола бьют, праздник какой? Так я не помню никаких праздников, – Агнес все праздники знает. До рождества ещё несколько дней, а других праздников нет сейчас.
Ута таращит свои коровьи глаза. Она не знает, почему всё утро в городе на всех колокольнях звонят колокола. Конечно, откуда этой дуре дебелой знать.