Промокшие спички

— Эй, рыжая, уверена, что готова?

— Не думаю, что встреча с родителями будет хуже, чем пребывание в психиатрической больнице, — и как-то неуверенно улыбнулась, будто бы искала поддержки в глазах напротив. И нашла. Он всегда был её поддержкой, опорой. Её ангелом.

У них с Яром и вправду всё как-то неправильно выходит. Вот уже как день она живет с ним, но вместо бессонных ночей — он просто находится рядом. Всегда. Вместо страстных поцелуев в грудь — рассказы о жизни, о прошлом, о том, как ему было ужасно без неё. О том, как он расчесывал ей волосы, как напевал колыбельные, пока она мирно спала. Вместо пылких речей — объятия, которые стоят куда больше слов. Ярослав всегда обнимал её, всегда был рядом, всегда с ней, всегда её опора. Она понимала, что он боялся. Боялся, что вновь потеряет её, что она сорвется, что полетит в пропасть и достать её уже будет невозможно. А ведь Оля была для него всем. Как и он для неё.

Два сумасшедших с помешательством друг на друге.

И вот она входит в некогда знакомую квартиру, от которой продолжает веять холодом. Несмотря на запах свежей выпечки, на мирное вещание новостей, на то, что родители, кажется, ждали её. Да неужели?

— Я дома, — шепчет девушка, а слова комом застревают в горле, вызывают приступ кашля и желание уйти.

— С возвращением, — отвечает мама, выглядывая из кухни. — Проходи.

— Я пришла собрать вещи, — а слова продолжают душить, — мам.

— Мы с отцом знали, что будет что-то в этом духе. — и только сейчас Оля замечает покрасневшие, опухшие от слез глаза матери. — Знаю, ты нас не простишь, но мы правда хотели, как лучше. Мы и вправду плохие родители.

Она стоит, прислонившись к дверному проему, избегает взглядов дочери и, кажется, решила научиться печь пирожки для неё, для её девочке, которой не смогла показать любовь, хотя так хотела. Пусть и с опозданием, пусть их отношения и не станут идеальными и хорошими будут с большой натяжкой, но она решила изменить в вот-вот разорванной нити хоть что-то. Попытаться. Она хочет попытаться, ведь её дочь столько всего пережила. Из-за неё, из-за взглядом, из-за того, что хотела вырастить из неё ту, которой хотела быть сама когда-то. Разбитые надежды, кажется, у них семейное.

Но кому-то же нужно прервать эту череду, ведь так?

— Пока я возьму необходимое, а после уже видно будет, хорошо? — сколько вопросов и так мало ответов.

— Хорошо, — после мать скрывается на кухне, видно, время доставать выпечку. — Возьмешь с собой пирожки? Не думаю, что они получились вкусными, но хоть так. Так ведь выражают заботу, да?

— Вы на верном пути, — ответил за девушку Ярослав, так как та уже давно скрылась в свей комнате и, скорее всего, не слышала, что говорила мать. — Решили научиться любить?

— Решила хотя бы уважать её выбор, — с этими словами она протянула ему небольшой пакет с пирожками. — Ярослав, знаю, это будет звучать эгоистично с моей стороны, но не мог бы ты любить её ещё и за то время, которое не любили мы?

«А вы тогда постарайтесь в настоящем» — мысленно ответил Ярослав, принимая выпечку, после чего решил присесть на небольшой стул с резными ножками, стоявший в коридоре. Как-никак, а с Олей они сюда и вправду приехали ненадолго — время поджимает. Через час они встречаются с остальными участниками «Клото» и уезжают в то самое место, которое когда-то было запретным для Оли. Показать его её было не решением Ярослава — сама компания предложила, сославшись, что девушке не помешало бы на некоторое время уехать из города, развеяться, увидеть красоту вдалеке от города. К тому же место славится своей нелюдимостью и прекрасными местами, так что оно идеально подходит для неё. Да и после случившегося… Впрочем, об этом каждый из них старался не думать — прошлое осталось позади, так зачем его зря ворошить. Пережить такое в её-то юном возрасте — это, скажем так, сложно. А если учесть, что в следующем году ей предстоит восстановление в университет и попросту восстановление самой себя — тут уж девчонку нужно поддерживать всеми силами и плевать — есть они или нет.

Тем временем Оля вышла с чемоданом из комнаты и как-то растерялась, встретившись с непривычным взглядом матери. Теплота? Переживание? И никаких упреков в спину? Что стало с ней, женщиной, которая при каждом неровном вздохе спешила исправить, сделать из девушки идеальную дочь? Что стало с той, которая так ненавидела Олю? Или, быть может, любила все эти годы, но не знала, как это выразить? Как объяснить человеку, что он тебе дорог, но при этом не казаться навязчивым? Пытаясь оберегать, получалось только хуже. Пытаясь спасти, выходила трагедия. Пытаясь спасти, получали девочку на грани выживания. Девочку, которую топили, спасая.

— я как-нибудь позвоню… Заеду даже… Когда-нибудь.

— Хорошо, буду ждать. Приезжай в выходные или вечером, тогда и папа с работы придет, — и её губы дрогнули. В. Легкой. Полуулыбке. Такой забытой и такой незнакомой Оле, что она долго вспоминала, сидя уже в машине. А пока… А пока она попросту не могла поверить своим глазам, что такие изменения произошли настолько стремительно.

— Но что, если всё дело в Мие? — вдруг раздается голос Яло, которая до этого мирно молчала, приводила свою каморку в стоящий вид. Разбирала забытые сундуки, распахнула окна, которых и не было никогда, украсила цветами собственные волосы, аккуратно собранные в пучок. — Она способна искажать действительность, из-за чего вещи видятся под иным углом. Дает несколько более резкую окраску событиям, добавляет эмоциональности, кидает из крайности в крайность. Что, если, несмотря на всю этакую нелюбовь к тебе, они как-то да пытались это показать? Не думаешь, что в этой ситуации виноваты обе стороны? Да и, знаешь, Мия же ушла. Видела бы ты, сколько после себя она оставила хлама. От него нужно избавляться, Оля, притом немедленно.