Страница 9 из 16
И хорошо, если по истечении назначенного срока винтику назначается денежное вознаграждение. Это, считай, винтику крупно повезло. Очень повезло! Поскольку в арсенале вознаграждений у людей с напористым баритоном есть и кое-что посущественнее… Снайперская пуля, например, асфальтовый каток, городская свалка, услуги все той же фармацевтики, наконец. У них все годится в дело, что не оставляет следов… Раньше таких уверенных деятелей на всю страну было не больше двадцати, и то, в основном, – среди уголовного мира. А сейчас в каждом городе – два десятка, и количество их растет пропорционально росту богатых людей. Никому из нашей правящей верхушки, денно и нощно пекущейся о благосостоянии своих ручных олигархов, даже в голову не приходит сопроводить рост банковских счетов лихих рвачей-толстосумов хотя бы минимальными моральными устоями. Рвите от жизни все и – обрящете, вот истинный девиз той болотной плесени, которая всплыла в России на основе питательной среды перестройки, ранней и поздней демократии, ну и, разумеется, путинизации всей страны… Как только расплатился господин Ельцин с первыми депутатами-прохиндеями бесплатными автомашинами «Волга» (боже мой, какая смешная цена за лояльное околпачивание народа на фоне современной системы оплат депутатского корпуса), так, по выражению Василия Макаровича Шукшина, и пошли черти в монастырь. И они таки пришли, засели, окопались, и никакая «Аврора» не в состоянии выбить их из краснокаменного монастыря, а добровольно они оттуда никогда не уйдут…
Потянулся Бабанович за штофом, налил себе привычную порцию в четверть стакана и выпил не спеша, вновь закусив долькой шоколада. Затем тяжело поднялся из кресла, подошел к окну и, отдернув штору, долго смотрел на заснеженный двор клиники, слабо освещенный редкими фонарями. Снежинки, проносящиеся в свете фонарей, показались ему елочной мишурой, щедро рассыпанной над городом, погруженном в ранние зимние сумерки. В больших, многоэтажных домах современной постройки, плотно окруживших двухэтажные строения клиники, спрятанные за двухметровым бетонным забором с колючей проволокой поверху, горели, словно в детском калейдоскопе, многочисленные окна самых разных цветов и расцветок. Преобладали, правда, почему-то предгрозовые красные тона, словно заранее предупреждавшие Бабановича о грядущей опасности…
Проблемы с Ивановым были. И проблемы – немалые. Но говорить об этом Геннадию Степановичу пока не стоило, и он не сказал. Мало ли как отреагирует заказчик с уверенным баритоном на совершенно случайно возникшую проблему. Может, конечно, и отмахнуться, типа – это ваши проблемы, а может и зачистку провести, и тогда под раздачу попадут все подряд: Бабанович, Ирина Семеновна, сам Иванов и – кто там еще? По списку! Нет, пока что подключать заказчика рано, хотя и кажется Бабановичу сложившаяся ситуация с Ивановым более чем серьезной…
Нет, не забыл Михаил Борисович разговор с Ириной Семеновной о снижении дозы снотворного подопечному из бокса номер один. Да и не умела, честно говоря, Ирина Семеновна врать. Дипломатия и вся прочая деятельность, связанная с интригами, умением говорить одно, а делать совсем другое, была явно не ее стихией. Именно по этой причине свою подпольную деятельность по спасению Иванова, как наверняка думала она, Ирина Семеновна провалила с первой же попытки. Не представляя всех трагических последствий своей деятельности, Ирина Семеновна самозабвенно и истово взялась за собственный курс лечения пациента бокса номер один. И, как вскоре понял Бабанович, этот курс не был щадящим, как можно было бы ожидать, увы, нет. Ирина Семеновна решила ни много ни мало полностью вывести пациента из наркозависимости… Благородная, конечно же, цель, продиктованная человеколюбием, гуманизмом и т.д. и т.п. Все это могло бы сработать лет тридцать назад, в бесславную эпоху развитого социализма, когда жили голодно, но в основном – честно, и клятва Гиппократа еще что-то значила в медицинском кодексе чести. Но сейчас, в наши дни – гуманизм и человеколюбие решительно не катят. Ни с какой стороны и никаким боком…
Главная проблема, которая тотчас встала перед Бабановичем, это понять причину, по которой Ирина Семеновна решилась на довольно-таки серьезный и опрометчивый поступок. Конечно, он мог бы в одно мгновение решить эту проблему. Например, объявить ей дисциплинарное взыскание за нарушение лечебного режима, предписанного лечащим врачом, и следом – замечание по поводу минутного опоздания на работу. Этого вполне достаточно для того, чтобы строптивая старшая медсестра оказалась за воротами клиники. Но, во-первых, Михаил Борисович высоко ценил профессиональные качества Ирины Семеновны, во-вторых – явно симпатизировал ей, как человеку порядочному и честному и, наконец, в-третьих – за всей этой историей могли стоять не менее влиятельные и опасные люди, чем Геннадий Степанович. Просто их схватка за судьбу Иванова из светских и властных коридоров волею обстоятельств плавно перетекла в коридоры психиатрической клиники №1 города Номска… О том, что может быть еще один, основной мотив, за который Михаилу Борисовичу стоило бы поставить своей старшей медсестре самый высокий балл в шкале человеческих отношений, принятых между нормальными людьми, Бабанович и подумать не мог. О чем угодно – только не об этом…
Между тем Бабанович пристально и неотступно наблюдал за дальнейшим развитием событий, пока никак не вмешиваясь и не пытаясь хоть как-то скорректировать их. На что надеялась Ирина Семеновна, когда решилась изменить курс лечения Иванову, он не понимал: ведь такому специалисту, как он, достаточно было одного взгляда на глазное яблоко пациента, чтобы понять состояние его психического здоровья. Как опытный практик и человек, не один год проработавший в клинике Бабанович, Ирина Семеновна не могла не знать этого.
После звонка заказчика, попросившего продлить курс лечения Иванову на две-три недели, надо было на что-то решаться. Оставлять все в прежнем состоянии становилось рискованно: как понял Бабанович, в этом вопросе Ирина Семеновна могла зайти слишком далеко. Скажем, помочь Иванову вообще покинуть клинику… От этого предположения мороз прошел по спине Бабановича, и он едва сдержал первый порыв – бежать на вахту и предупреждать охрану о повышенной бдительности. Нет, заходить надо было с другого конца – противоположного, это становилось совершенно очевидно, и Михаил Борисович медлить не стал.
Сразу после утреннего обхода всех палат и боксов, в повседневной жизни клиники так же неизбежного, как, скажем, восход солнца по утрам, Бабанович подчеркнуто официально обратился к Ирине Семеновне:
– Ирина Семеновна, будьте так добры, в одиннадцать часов зайдите ко мне…
– Хорошо, – вроде бы спокойно вскинула на него большие серые глаза Ирина Семеновна. Однако от Бабановича не укрылась явная тревога в глубине этих глаз. Мол, по какому поводу, ведь все задачи на текущий день поставлены во время обхода. Что-то случилось? Какие-то проблемы? При другой ситуации Бабанович обязательно бы пояснил причину, по которой приглашает к себе в кабинет старшую медсестру, но теперь он сделал вид, что не понял молчаливого вопроса Ирины Семеновны. Это даже хорошо, думал он, пусть поволнуется, поразмышляет…
Ровно в одиннадцать, предварительно постучав, порог кабинета переступила Ирина Семеновна. По своему обыкновению она вошла и замерла у дверей, готовая в любую минуту покинуть кабинет, чтобы заняться своими делами, которых, прямо надо сказать, у старшей медсестры клиники было предостаточно. Чаще всего так оно и происходило: Михаил Борисович давал короткое распоряжение, уточнял какие-то детали, о чем-то просил, и Ирина Семеновна легкой бабочкой выпархивала обратно за дверь. Так было раньше, но не теперь.
Выдержав намеренно длинную паузу, для чего Михаил Борисович вроде как углубился в деловые бумаги, он, наконец, поднял голову и, словно только теперь заметив старшую медсестру, с подчеркнутой любезностью сказал: