Страница 3 из 16
– Иду! – махнул жене Иван Иванович и поспешно пошагал в свой подъезд.
– Михалыч, – протягивая трубку, чуть ли не торжественно сообщила Матрена Ивановна, и Огурцов окончательно утвердился в том, что случилась беда.
– Слушаю тебя, Михалыч! – громко прокричал он в трубку, поскольку его сразу же оглушил невероятный шум и треск, свойственный отечественной радиосвязи.
– Беда, Иван Иванович! – ответно прокричал Михалыч, и даже сквозь этот невообразимый шум было слышно глубокое отчаяние в его голосе.
– Что случилось? – Иван Иванович внутренне собрался, готовый к самой неприятной новости, но то, что услышал, превзошло все его ожидания.
– У нас человека убили, – чуть не плача, кричал Михалыч.
– Где? – опешил Огурцов, почему-то сразу вспомнив про бродячих туристов. – Кто убил и кого?
– Да на охоте же, Иван Иванович, будь она неладна!
Пару раз такие случаи в практике Огурцова бывали. Не случайно же говорят, что один раз в год и палка стреляет. А тут приедут городские толстосумы на охоту, расслабятся и, как правило, очень хорошо расслабятся, и начинают с оружием баловать: то по бутылкам стреляют, то по сорокам, а там, глядишь, и своего товарища ухлопали. По дурости, случайно, но убили же человека, жизни лишили, и отвечать за это им всерьез приходится. Вот и сейчас Иван Иванович решил, что, скорее всего – случился на охоте очередной сураз, и зря Михалыч так убивается, а по голосу хорошо слышно, что убивается, слезами горю не поможешь…
– Это твои охотники из города, что ли? – строго спросил Огурцов. – Что с лицензией на лося приехали?
– Они самые, – тяжело вздохнул Михалыч. – Да убил-то… Николка…
– Что-о?! – не поверил тому, что услышал, Иван Иванович. – Плохо слышно тебя, Михалыч… Повтори!
– Николка, говорю, человека зарезал! – прокричал Михалыч и тяжело задышал в трубку.
– Как – Николка! Ты что такое говоришь, Михалыч? Как мог твой Николка человека убить? – решительно отказался поверить тому, что говорит старый охотовед, участковый инспектор Огурцов.
– Да вот так, Иван Иванович… Зарезал человека и вся недолга, – чуть не плача, кричал Михалыч. – Да ты приезжай скорее, здесь, на месте, сам разберешься… А то у меня руки-ноги, сам понимаешь, ходуном ходят от таких дел…
И связь оборвалась, а Иван Иванович все стоял у телефонного аппарата, плотно прижимая трубку к уху, словно бы ожидал какого-то дополнительного сообщения, которое перечеркнуло бы страшные слова Михалыча.
– Что там случилось, Ваня? – крикнула из кухни встревоженная Матрена Ивановна. – Михалыч прямо-таки не своим голосом со мной разговаривал. Я уж с ним и так и этак, да только слышу, человек не в себе…
– Случилось, понимаешь… Большая беда, Матрена, там у них случилась, – опуская телефонную трубку на аппарат, задумчиво сказал Иван Иванович. – Вроде бы Николка – человека убил…
– Как – убил? – чуть не выронила тарелку из рук Матрена Ивановна. – Что ты такое говоришь, отец? Конечно, парень он шебутной, заполошный, но чтобы убить человека…
– Ладно, Матрена, я поехал, – снял с вешалки планшет с протоколами Иван Иванович. – Если кто из района позвонит, так и доложи, что выехал, мол, на место происшествия по убийству человека… Хотя, честно говоря, верить мне в это совсем не хочется. Ну, никак Николка не мог убить человека, я с тобой здесь целиком и полностью согласен…
– Поезжай, – не стала возражать Матрена Ивановна, хотя стол к обеду у нее уже был накрыт.
Кажется, всего несколько дней назад проезжал по этой дороге Огурцов, а какая перемена случилась за это время в природе. Лес окончательно оголился, от крепких ночных заморозков полегли рыжие травы, заметно глазу поубавилось птиц и вообще всякой живности, сопровождающей человека в лесу. Лишь назойливые сороки перелетали с одной вершины на другую, пронзительным стрекотом, особенно громким в голом лесу, оглашая окрестности. Для охотников нет вреднее птицы, чем эта белобокая красавица с темной головой и длинным сизым хвостом. Завидев человека, она тут же оповещает всех лесных обитателей, не спрятавшихся на зиму в дупла, норы и берлоги, об этом прискорбном факте, и через несколько минут тревожная весть, словно по телеграфной связи разносится по всей округе. Вот и попробуй после этого скрытно подобраться к какому-нибудь зверю или птице. А любопытства у этой белобокой трещётки, как у какой-нибудь базарной бабы: все ей знать надо, за каждым твоим шагом она проследит, каждое твое движение – подсмотрит, а подвернется что-нибудь яркое, блестящее – обязательно стащит. Часы там и прочую мелочь, вроде обручальных колец и золотых сережек, она влет уносит, а если что потяжелее, поувесистее попадется, фотоаппарат, например, или бинокль, волоком в кусты утащит. Мотоцикл, конечно, ей не по силам, а вот револьвер в кобуре – это запросто, только коробочку шире открой.
Перебравшись через разбитый мост на другую сторону Лосихи, Иван Иванович неожиданно вспомнил, что именно здесь он встретил в прошлый раз странную собирательницу трав, шагавшую босиком по гравийной дороге. Даже сейчас у Огурцова по подошвам ног мурашки пробежали, стоило ему представить, как это симпатичное, нежное существо с удивительно большими, красивыми глазами, ступает своими ножками по острым камушкам и щебню. И еще такое странное имя у нее – Карма. Никогда Иван Иванович такого чудного имени не слышал. Да и сама женщина, по сути, очень странная была, наговорила ему разной ерунды. Но ведь наговорила так, словно всю жизнь его знала… И про дороги, которые ему предстоят, она что-то такое сказала, и вот, не прошло и недели, а Иван Иванович снова на этой дороге и по такому случаю…
«Как же так, – старательно объезжая многочисленные рытвины и вздутия дорожного полотна, думает Иван Иванович, – парень жениться собрался, уже и заявление в ЗАГС отнес, и вдруг – пошел на убийство… Что могло произойти, если он на такой поступок решился? Не от нечего же делать, в конце концов… От нечего делать только дети рождаются, да и то хорошо постараться надо. А вот для убийства живого человека – для этого серьезные основания должны быть…»
Ровно потрескивает мотоциклетный двигатель, стелется низко над дорогой голубоватый дымок из выхлопных труб, мелькают по обочинам вековечные ели и густые заросли молодой ольхи, так и не сбросившей пока свой летний наряд. Спешит Иван Иванович, наддает газа, словно бы от времени его приезда еще что-то может зависеть…
На Михалыче – лица нет. Отворив легкие воротца из штакетника, и пропустив Огурцова на мотоцикле во двор, он потерянно плетется вслед за ним.
– Здорово, Михалыч! – преувеличенно бодро здоровается Огурцов, хотя и видит, что его старинный друг буквально почернел от горя.
– Здравствуй, Иван Иванович, – вяло пожимает протянутую руку Михалыч. – Вот, видишь как, снова свидеться довелось… И кто бы мог подумать, что свидимся мы с тобою по такому поводу…
– Что делать, Михалыч, – отводит взгляд Огурцов. – Жизнь, она ведь сам знаешь какая… А где Николка? Что-то я его не вижу…
– Так нет Николки, – теперь уже Михалыч виновато отводит глаза.
– Как, нет? – удивился Иван Иванович и его взгляд становится заметно строже. – А где же он? Куда девался?
– Должно быть, к своей Люське укатил, – Михалыч растерянно разводит руки. – Мотоцикла его тоже нет… А стоял он вот здесь, под навесом…
– Вот это уже совсем плохо, – хмурится Огурцов. – Вот это он напрасно сделал. Он что, меня дождаться не мог? Или как это понимать?
– Да я его как отвел на место загона, так больше уже и не видел, – смущенно оправдывается Михалыч, и беспомощно оглядывается на городских мужиков, сидящих на крыльце.
– Охотники, что ли? – кивнул в их сторону Огурцов.
– Они, – горестно вздыхает Михалыч. – Тоже в себя придти не могут – их друга на охоте зарезали. Разве такое бывало когда? И кто – Николка! До сих пор я в это поверить не могу…
– Ладно, Михалыч, разберемся, – Огурцов подтянулся и словно бы стал выше прежнего своего роста. – Во всем разберемся, так что не рви себе понапрасну сердце… Убитый где? – Иван Иванович внимательно осмотрелся.