Страница 5 из 29
Артем держал там, где просила Маша, подавал, что ей требовалось, и улыбался, потому что у него имелась возможность рассмотреть девушку вблизи и в подробностях. Ему нравилось увиденное, оттого и улыбался. В какой-то момент почувствовал на себе взгляд (Антон с кровати замечательно видел маму, но еще лучше отчима), но не прервал своего занятия: с какой стати. Он не делает ничего дурного – держит, нет, передает ножницы. Вот! Маша в очередной раз закусила нижнюю губу и наклонилась к поделке. Волосок в очередной раз упал на поделку. Артем заправил его за ушко: у нее руки заняты, а он здесь как раз, чтобы помогать. Спасибо! Вот, еще и спасибо получил! Какой молодец!
На следующий день Артем как обычно после обеда сидел у себя. Дети в это время делали уроки, поэтому он им не мешал, а они ему. У Маши не было привычки делать уроки с детьми: проверить, помочь в чем-то – другое дело, но без фанатизма. Артему такая тактика более чем понравилась: пусть приучаются к самостоятельности, заодно слушают на уроках, что и как выполнять, чтобы потом родителей не заставлять мозговыносительством заниматься. Мальчишки смышленые, даже Вовка (одна беда – егоза, за что систематически переписывал домашнее задание). Когда постучали в дверь, Артем сказал: «Да» и продолжил свое занятие. Антон сел рядом со столом на табурет.
– Что делаешь? – спросил мальчик.
– Лезвие для ножа.
Артем рассматривал под лампой заготовку для ножа. На столе лежало несколько деревянных заготовок.
– А это для чего? – снова спросил Антон.
– А это будущая рукоятка. Ну-ка, попробуй, какая больше понравится.
Антон по очереди подержал все пять деревяшек. Дерево разное, это он понял. Какое-то оказалось тяжелее, несмотря на то, что по размеру были одинаковыми.
– А нож будет большим?
– Нет, средним.
Артем подал мальчику заготовку. Антон взял ее осторожно, будто острый нож, подержал на ладони, потом по очереди приложил деревяшки, взвешивая на руке.
– Может, эта? – спросил он.
– Может.
Артем забрал и заготовку, и брусок: молодец.
– Ты по делу или посидеть? – взрослый не стал юлить, знал, что придет, потому что старший.
– Я хотел кое о чем спросить. Можно?
Артем, отложив все в сторону, повернулся к Антону:
– О маме?
– Да.
– Спрашивай.
– Вчера… – Антон откашлялся, чтобы не хрипеть, – ты так смотрел на маму, – и замолчал.
– Вчера я смотрел на маму – это констатация факта. Ты собирался задавать вопрос. Задавай. – Артем понимал, что силы не равны, что перед ним всего лишь ребенок, но для того, чтобы выжить, надо отвечать за слова и поступки.
– Почему ты так смотрел?
– Вот. Теперь я услышал конкретный вопрос. Ответ: потому что мне нравится твоя – ваша – мама, – после паузы Артем добавил, – я не против поухаживать за ней, да не знаю, с чего начать. Элементарного о ней не знаю: какие фильмы и музыка ей нравятся, какие цветы любит, любимый цвет, о чем мечтает. Она все время занята, редко бывает отвлечена интересным занятием, не считая вчерашнего случая.
– Она хорошая, и добрая… – Антон опустил глаза и замолчал.
– Антон, – Артем нахмурился, – в чем дело?
Мальчик помотал головой: ни в чем.
– Ну-ка, выкладывай, – приказал Артем.
– Мама очень хорошая, только из-за своей доброты… из-за нас… не смогла устроиться в жизни.
Артем не стал уточнять, но ждал продолжения. Антон набрался храбрости и сказал:
– Я знаю.
– О чем?
Мальчик поднял глаза:
– О том, что все мы усыновленные, а не родные.
О как! Так! И как реагировать на такое признание?! Артем потянулся за трубкой, долго выбивал ее – и так чистая – долго набивал табаком, долго раскуривал. Наконец, спросил:
– Давно?
– Полтора года.
– Откуда?
– От бабушки.
– А мальчишки?
– Вовка точно нет, Димка – не знаю. Я не спрашивал.
Артем докурил трубку, выбил пепел.
– Жизнь, порой, закручивает в такой переплет… У тебя нет родителей – у меня были дети – два сына, а сидим мы с тобой тут и сейчас: ты – мой сын, я – твой отец. Вот так!.. А мама у тебя замечательная…
– Да чтоб тебе!
Разговор прервался самым необычным способом. Артем с Антоном переглянулись и направились в коридор, посреди которого Маша ругалась со стиральной машинкой, потому что «Малютка» отказывалась стирать белье. С точки зрения техники, за продолжительные годы неимоверно тяжелого труда она заслужила выхода на пенсию и по выслуге, и по старости, и по износу, и отдыха, а лучше – забвения где-нибудь в сараюшке.
– Ну, как это понимать? Выплескивает воду и все.
С этими слова Маша в сердцах бросила половую тряпку на пол. Она вытирала его перед этим дважды. Первый раз подумала, что воды плеснула больше, чем обычно. Второй раз – может, заложила белья на такое количество воды много, но теперь-то что? Артем посмотрел на кучу грязного белья – вот незадача: Маше два дня с восьми до восьми.
– Маша, я, конечно, посмотрю старушку, но не ожидай чуда. Давай сделаем так. Завтра отвезу тебя на работу, куплю новую машинку и все выстираю. Хорошо?
– Нет. – Маша резко разогнулась, чтобы отжать тряпку в ведро, заодно дунуть на волосы – чего выбились. – А ты чего на мокром? – она только увидела, что Вовка стоит как раз в луже.
Артем под мышки поднял младшего: с носков капало. Самому бы не утонуть – переступил на сухие половицы.
– Замечательно, еще и в погреб натекло! – Маша быстро собирала воду, но все услышали, как капает вода с половиц в подвал: полы так себе.
– Антон, помоги, – Артем показал на ноги Вовки – снимай носки. – Теперь…
Потом общими усилиями остановлен, машинка оставлена в покое (Артем разобрал ее, но собирать не стал – чинить там нечего, один износ в прямом смысле, странно, что она вообще работала). Теперь Артем переставлял банки в подвале – ерунда, а вот картошка – плохо. Наверху Маша стирала вручную. На предложение Артема оставить до завтра так зыркнула, что он молча отправился в подвал. Спустился Антон с газетами: мама сказала застелить картошку, газеты частично впитают влагу, а завтра их собрать. Хорошо.
– Ты не передумал? – спросил Антон перед тем как покинуть подвал.
Артем понял: ухаживать, почесал бороду, улыбнулся – нет, сынок.
Чертова машинка! А все Антонина Ивановна! Ей богу, это все она! Ведь до разговора с ней машинка работала исправно, ну, иногда, кулачком по мотору стукнешь – и работает себе. Маша встала, как, впрочем, и легла, накануне, в отвратительном настроении. Ехала молча. Артем не стал спрашивать ее разрешения отвезти на работу, попутно купить стиральную машинку, просто завел машину и открыл дверь, когда девушка вышла из дома. Что он подумает? Ну, Антонина Ивановна!
А все потому, что в последнее свое дежурство Маша попала со старой санитаркой Антониной Ивановной, дремучей пенсионеркой, но работающей – жить-то хочется, а на минималку никак! Антонина Ивановна была словоохотливой старушкой, Маша ей нравилась, поэтому считала своим долгом иногда учить уму-разуму девушку.
– Ох, Машка, простая ты душа! – говорила она в тот вечер. – Да будь ты немного поумнее, похитрее. Жизнь-то неизвестно какая впереди ждет. Подвернулся мужик – хорошо, но ты, раз мужик-то в доме, поимей с него чего-нибудь. Знаешь, так лаской, все лаской, вроде играючи, а сама на черный день хоть тысчонку, а то поболе. В другой раз, чего из одежонки. В следующий, чего из техники: холодильник, телевизор, машинку стиральную… Оно, глядишь, не с голым задом останешься… Они, Маша, мужики-то все одинаковы. Как им баба приестся, так другую подавай. Ты девка красивая, мозговитая – одна беда – дурочка. Сколько баб глупее тебя тобой помыкают? А все почему? Они с образованием. Да ты лучше их всех вместе взятых знаешь, как дитя отходить, по виду диагноз поставишь, но в карточку пишут другие, а ты вон… Эх, так и с мужиками. Ночью-то поласковей будь. Понятно, устаешь, понятно, дети – дом маленький – при них не разбежишься, ну, придумай, когда да где…