Страница 10 из 19
Вытащив из угла комнаты кочергу, Акакий Сария подправил дрова в огне и вернулся к кушетке. Огонь стал ярче и добрее.
– После той ночи я начал встречаться с ней регулярно. Два-три раза в неделю. А иногда ездил к ней среди ночи. Просто, потому что хотел уснуть в ее объятиях. Я до сих пор помню запах ее тела. Конечно, после Тины я не мог спать со своей женой. Это было выше моих сил. Я прожил с Тиной всего два с половиной года. И это были лучшие 30 месяцев в моей жизни.
– А где она сейчас? – спросил я его еще охрипшим от рыданий голосом.
– Инфаркт. Оказывается, у нее с детства было больное сердце. Наверное, поэтому она так спешила жить.
Я снова замолчал и уставился на огонь. Акакий, увидев, что я успокоился, вновь тихо выскользнул из комнаты и вернулся с маленьким подносом. На нем были бокал вина и три бутерброда на блюдце, а еще пахучий сыр, оливки и нарезанные ароматные помидоры. Я вновь удивился: бокал был как из дорогого европейского ресторана.
– Откуда у вас такие дорогие бокалы? Да и камин построен по самой последней моде.
Тут Сария-старший расхохотался, как Бог. Так сказала бы моя бывшая. В отражении огня его тускло-голубые глаза превратились в сверкающие синие.
– Так это все Заза! Да-да, Заза, мой сынок… – сказал Сария, подошел к комоду и включил на нем старый проигрыватель, сдув с него пыль. Заиграла пластинка, какая-то старая американская джазовая классика. – Этот камин он построил пять лет назад. Сам привез мастеров из города, весь материал притащил, сам процессом руководил. И, видишь, какая красота получилась. И эти бокалы мне прислал на день рожденья тоже он. Он вообще старается приобщать меня к красивой жизни и эстетическому комфорту. Он именно так мне говорит. «Отец, в твоем доме не хватает эстетического комфорта!» Представляешь?
– Это так похоже на Зазу! – сказал я и тоже сделал попытку рассмеяться. И вроде получилось. После горьких слез смеяться было особенно приятно.
– Так выпьем же за Зазу! Негодяй, последние три года только письма пишет! Слишком занят стал, понимаешь! Господин сценарист, ага, как же! Слышал?
– Да, он мне писал…
В ту ночь я долго не мог уснуть. В уме, как кинопленку, крутил кадры нашего с Зазой знакомства. Это произошло в секции по плаванию. У нас оказался общий тренер. Помню, на Зазе были плавки с флагом Канады. Он стоял возле меня и, как всегда, широко улыбался. Нам было всего по четырнадцать лет. Но самое интересное случилось потом. Вечером того же дня мы встретились в церковном хоре. До сих пор не пойму, как он туда попал.
С тех пор мы с Зазой крепко сдружились. Первые сигареты, первая выпивка, первые девушки. Заза с сестрой даже перешли в мою школу, но учились на год старше, потому что мама их отдала в первый класс в пять лет.
Заза всегда стремился проводить со мной много времени. И несмотря на то, что сам был откровенным красавцем, восхищался мной. В разговорах с друзьями он всегда отмечал во мне мои лучшие стороны, хотя их было не так уж много. Я хорошо плавал, неплохо пел вторым голосом в церковном хоре, немного рисовал, обожал решать математические задачи. Но я всегда был замкнут, а Заза, наоборот, маняще открыт. Я не о многом мечтал, мой друг же хотел покорить мир. Заза пользовался огромной популярностью у девушек. Хотя в этом плане у нас часто случалась странная закономерность: в Зазу влюблялась какая-то девушка, он с ней гулял пару раз, а потом терял интерес. Бедняжка обращалась за помощью ко мне, я ее успокаивал, и она влюблялась в меня, а через некоторое время Заза с умным видом попунктно давал мне советы, как от нее избавиться.
Через три года Заза с мамой и сестрой Русудан эмигрировали в Торонто. Для меня отъезд Зазы был очень неожиданным. В семнадцать лет я остался без лучшего друга. Хотя Заза часто присылал мне электронные письма, рассказывал о жизни в Канаде, о своих новых друзьях по плавательной секции, о том, что планирует поступать на режиссуру.
Но через год, когда Зазе с Русудан исполнилось по 18 лет, их мама умерла. Несчастный случай. Заза с сестрой вернулись в Грузию. За ними стала присматривать родная сестра их матери Натия. Но с тех пор мы с Зазой почему-то отдалились друг от друга. Я поступил в художественную академию, Заза – на режиссерский. Мы практически не виделись. А потом Заза вдруг серьезно сблизился со своим отцом.
Правда, в конце 2015 года мы неожиданно вновь стали общаться и даже все лето отлично провели вместе. Как-то в конце мая Заза заявился на порог моего дома и сказал, что у него есть для меня прекрасное предложение. Его знакомые открыли в Кобулети ночной бар и попросили Зазу заняться его раскруткой. Я тогда как раз уволился с работы в одной рекламной конторе и взял тайм-аут. Так что мы отправились с Зазой в Кобулети, поселились в уютном местечке на берегу моря и начали думать, как бы заманить в клуб побольше народу. Я занялся разрисовкой стен, разработкой интерьера. И так вошел в раж, что сделал из этого заведения по-настоящему фантастическое место. А Заза взял на себя рекламу в соцсетях и флайеры. Мы разъезжали по всей Аджарии, зазывая народ в наш клуб. А параллельно на полную катушку веселились. Действительно, как писал Заза, это лето было самым запоминающимся в нашей жизни.
Я покинул дом Акакия Сария ранним утром следующего дня. Он заказал мне такси, которое долго сигналило у его дома в половине седьмого. «Эстетический комфорт!» – многозначительно повторил отец Зазы и услужливо открыл мне дверь автомобиля. Я уселся в удобный салон мерседеса и положил рядом гостинцы, которые всучил мне батони Акакий – бутылка черного вина для «хорошего давления», немного лобио и орехов. Несмотря на мои отнекивания, Акакий Сария передал водителю деньги. Прикрывая дверь, он на миг остановился.
– Торнике, сынок, а ты просто так ко мне зашел? Или, может, Заза что передавал мне?
Я посмотрел в его опять по-утреннему тускло-голубые глаза и сказал правду:
– Он передал вам привет!
Вторник, 21 июля, 2015 год
Маяк. Выстрел за выстрел. Выбор
“Когда у тебя не остается выбора – будь отважным”.
Еврейская пословица
Мы с Зазой стояли у маяка, в Батуми. Он появился здесь во второй половине XIX века, во время османского правления. Смотритель маяка рассказывал, что изначально он был деревянный, и к его строительству приложили руки парижские мастера. В начале XX столетия маяк обзавелся мощным освещением.
– И, знаете, что самое интересное? – смотритель заговорчески округлил глаза. – Раньше свет маяка был белый, а сейчас он светит, как лепестками роз.
И правда, свет маяка бросал мягкий красный свет. Мы внимательно слушали смотрителя. Тот курил настоящую трубку и много кашлял.
– Вы мне нравитесь, ребята! – сощурился мужчина. – Поэтому я расскажу главную тайну этого маяка. Готовы? – мужчина немного наклонился к нам. От него пахнуло крепким табаком.
Мы в знак согласия развели руками.
– Это тайна первого смотрителя маяка. Его звали Михаил Ставракис. История гласит, что он был виновником смерти одного лейтенанта Петра Шмидта. А вот, что произошло на самом деле. Ставракис и Шмидт были ровесниками и кадетами морского корпуса. Вроде дружили. Вскоре оба стали мичманами. Но потом, будто черная кошка пробежала между ними.
Смотритель резко замолчал. Казалось, он закончил свой рассказал или просто передумал открывать завесу тайны своего предшественника.
– Жизнь, хитрая штука, столкнула их только, когда расстреливали очаковцев в начале XX столетия. Именно там Ставракис расстрелял Шмидта. Это произошло на острове Березань, в Черном море.
– За что? – спросил Заза тихо.
Мужчина выдохнул дым.
– Ставракис к тому времени уже был капитаном в отставке, а Шмидт – революционером.
– И что потом? – теперь заинтересовался я.
– Что потом? Потом Ставракис стал смотрителем этого маяка. И ни боялся ни за свой поступок, ни за свою фамилию, тогда ведь во всю бушевали большевики. Наоборот, он даже в местных газетах под своим именем публиковался, что-то там писал… Но судьба – она не дура. В конце жизни Ставракис все-таки оказался в тюрьме.