Страница 89 из 96
Дрожащей от волнения рукой Тома взяла кольцо, немного покрутила, рассматривая и нерешительно надела. Артефакт отозвался пульсацией. Змея заворочалась, как бы нехотя просыпаясь от глубокого сна. Рубины, напитавшись энергией, ярко полыхнули, и Томка зашипела от весьма болезненного укуса.
- Черт, в твоих воспоминаниях это не было так больно, - пожаловалась она.
«Воспоминания имеют свойство притупляться»
Зажав ладонь, на которой красовалась змея, в кулак Тамара раскрыла дневник Артура на странице с древними символами и вернулась к мерно сопящему Даниэлю.
«А теперь режь» - холодно приказала Лара.
«А нельзя без этого обойтись?»
«Нет»
«А может?»
«Ритуал требует жертву из крови»
«Твою мать…»
Томка негнущимися пальцами обхватила рукоять ножа, занесла и тут же опустила.
«Я не могу»
«Дура! Тогда себя режь – раз его не можешь!» - зло выплюнула Лара.
Несколько раз вдохнув, ставший внезапно тягучим и липким, воздух, сделала первый надрез на запястье. С тихим стоном снова выругалась и с шипением выдохнула.
«Только к голой коже» - предупредила Лара, и в тоне ее слышалось с трудом скрываемое волнение.
«А раньше не могла сказать? Вот, как я теперь одной рукой?»
Шипя, словно змея, Тамара кое-как изловчилась и стянула с Даниэля футболку, перемазав ее в крови. Затем сосредоточенно начала выводить символы, стараясь не ошибиться. А это было трудно. Писать на теле полуобнаженного мужчины пальцем, собственной кровью - то еще удовольствие. Рука отчаянно дрожала и от этого символы выходили кривобокими. Закончив, Томка перевела дух и поинтересовалась:
- Зачем ты причиняла ему боль? Тогда в первый раз. Если можно было обойтись своей кровью.
«Тогда я призывала. Боль – это одна из самых сильных эмоций» - холодно разъяснила Лара, - «Теперь повторяй за мной…»
Червь сомнений, поселившийся где-то глубоко в подкорке, не давал Томке покоя, но вопреки инстинктам она послушно повторяла непонятные рычащие слова. Вскоре темнота стала заполнять все свободное пространство комнаты, и настольная лампа, издав жалобный звук, разбилась, под влиянием некой чужеродной силы.
Тамара вздрогнула и хотела в испуге вскочить на ноги, но тело не слушалось, губы вопреки желанию все повторяли и повторяли за Ларой, а рука прочертила вторую линию на запястье, перерезая вену. Боли она отчего-то не почувствовала. В следующее мгновение престала чувствовать и тело. Тут-то до Тамары стало доходить, какая роль ей отведена в этом ужасающем действе.
«Ты обманула меня»
«Верно»
«Зачем?»
«Нужна жертва гораздо существенней, чем просто кровь. Тьме невыгодно забирать сущности обратно. Твоя душа и тело станут платой»
У Томки даже не нашлось обидных слов. Смысл? Если дело уже сделано и не в ее власти прервать ритуал.
«Но тогда умрешь и ты»
Тамара уловила отголосок какой-то непонятной эмоции очень похожей на грусть.
«А я и не воскресала. Жизнь в твоем теле – это даже хуже смерти. Клетка-обманка. Жизнь без права на свободу»
«А как же Эдвард?»
«Пусть лучше он будет один, чем обнимает нас обеих»
Вот он: ответ истинной эгоистки! Лара, как всегда, невероятно жестока в своей любви. Если она так любит, страшно даже представить какова ее ненависть.
Ей бы хотелось закрыть глаза и не видеть, как символы вспыхивают огнем, как дугой выгибается безвольное тело Даниэля и черные щупальца тьмы оплетают его, вызывая дикие конвульсии, но балом правила на этот раз Лара и Тамаре оставалось только терпеливо ждать конца, ощущая одну лишь тупую пустоту.
Лили уже в пятый раз стучала в дверь Карлайловкого дома и, странное дело, никто ей не отвечал и не спешил открыть дверь. Она потопталась на пороге и решила обойти дом, чтобы постучаться в кухонное окно. Обычно когда Эд был дома, то в основном обитал на кухне, объясняя это тем, что экономит время передвижений до холодильника и обратно. Как по ней – так Эдвард маскировал свое одиночество. Портрет Лары в его покоях слишком давил на психику. Лили, вообще, не понимала, на кой черт он его туда повесил. Одним словом – мазохист!
Одна створка кухонного окна была приоткрыта, и беспокойство остро кольнуло где-то в области сердца. Бросившись к окну, Лили подтянулась и, вытянув шею, окинула помещение цепким взглядом. Каково же было ее удивление, когда она узрела Карлайла, мирно посапывающего прямо сидя на кухонном табурете. Голова его покоилась на блестящей поверхности стола, на котором красовалось несколько початых бутылок какого-то спиртного.