Страница 14 из 21
Дом был двухэтажный. Перепуганный дворник сообщил, что нужная квартира находится на втором этаже, что там действительно со вчерашнего дня находятся какие-то подозрительные мужчины, а принадлежит эта квартира не кому-нибудь, а действительному статскому советнику Бергу.
Степа осторожно, стараясь не попадать под свет агонизирующего фонаря, осмотрел подозрительные окна. На первый взгляд в квартире было темно, но всмотревшись, Косухин заметил тонкую полоску света.
«Шторы задернули, — понял он. — Видать, бывалые…»
Степа еще раз осмотрел дом. Наверх вела узкая наружная лестница. Он прикинул, что будь он сам, к примеру, постояльцем этой подозрительной квартиры, то легко бы перещелкал весь свой отряд, да еще прихватил бы лишку. Правда, в квартиру вел и черный ход, но он тоже не вызывал доверия. Косухин обошел дом, подумал, шепотом расспросил дворника о планировке квартиры и, наконец, принял решение.
Один из дружинников получил приказ сторожить у главного входа, другой — у черного. Гимназиста, как недостаточно боеспособного, Степа отослал в дворницкую, предварительно реквизировав у него шарф. Интеллигент попробовал было подать голос, но взглянул на сурового Степу и стих.
Когда все было готово, Степа скинул полушубок, проверил оружие и обмотал лицо шарфом. Осторожно, стараясь оставаться в густой черной тени, он подобрался к одному из окон, выходящих во двор, и легко подтянувшись, оказался рядом с окном одной из комнат. Он подергал за раму, но окно было двойным и закрытым на совесть. Степа тихо чертыхнулся, поправил прикрывавший лицо шарф и что есть силы врезал рукояткой револьвера по стеклу.
Через несколько секунд он был уже в комнате. Степа все-таки слегка порезался, но поранил не лицо, а руку, что было, конечно, несущественно. Соскочив на пол, он выхватил гранату и, одним прыжком добравшись до двери, распахнул ее.
Перед ним была еще одна комната, на этот раз освещенная. Посреди, испуганно оглядываясь — шум разбитого стекла, очевидно, все же привлек внимание, — стояли трое мужчин. Двое были явно офицерского вида, один даже не удосужился снять мундир, а третий — в очках, худой и тщедушный, — чем-то напомнил Степе его проводника-гимназиста. Во всяком случае, этот тип не был опасен.
— Ни с места, — выдохнул Косухин, и взмахнув гранатой, навел револьвер на человека в мундире. — Не двигаться, чердынь-калуга, а то всех положу, контра!
— Мы сдаемся, — после секундного молчания сказал тот, что был в мундире.
— Руки поднять! — вел далее Степа. Эй ты, в очках!
— Простите, вы мне? — с нотками возмущения поинтересовался тщедушный тип.
— Вам, вам! — усмехнулся Степа. — А ну-ка дуй в переднюю и отворяй дверь! И смотри: чуть что — стреляю!
Вскоре в парадную дверь уже входил стороживший на лестнице дружинник, а еще через минуту был открыт черный ход, и вся маленькая степина армия оказалась в сборе.
— Ну, а теперь выкладывай оружие! — распорядился Косухин. — Да живо, контра, пошевеливайся!
У задержанных оказались два револьвера и кортик. У тщедушного, как и думал Степа, оружия не нашлось.
— Ну и хорошо, — резюмировал Косухин. — Граждане, вы арестованы, как подозрительный элемент. Прошу документы.
— Так вы чека? — ни с того ни с сего удивился один из офицеров; тот, что был в штатском.
— А кто же еще? — в свою очередь поразился людской непонятливости Косухин. — Вы что, Красный Крест ждали?
— Мы думали, вы бандиты, — отрезал тот, что был в мундире. — А впрочем, особой разницы не вижу! Вот мои документы. Говорю сразу, никакого отношения к хозяевам ни я, ни мой товарищ не имеем. Мы просто постучались и нас приютили…
— Разберемся, — пообещал Степа, смертельно обиженный за столь нелестное сравнение. Он вдруг вспомнил, что в таких случаях полагается предъявлять мандат, но решил, что контра поверит ему и на слово.
У задержанных оказались офицерские книжки; один был капитаном, а второй — подполковником.
— Ну а ты что, тоже постучался? — поинтересовался Степа у тщедушного типа в очках.
— Как вы смеете говорить со мной таким тоном! — возмутился тот. — Извольте говорить мне «вы»!
Степа хотел было разобраться с наглым буржуем, но затем решил, что препирательство с таким типом ниже его революционного достоинства.
— Прошу предъявить документы, — предложил он. — И побыстрее, пожалуйста…
У очкастого типа обнаружилась большая бумага с печатями, из которой явствовало, что задержанный является студентом Петербургского университета, находящимся в Иркутске в командировке. Фамилия там тоже была, но Степа ее не запомнил.
— Собирайтесь, — велел он арестованным. — А я покуда комнаты осмотрю. Мало ли чего…
При этих словах тот, что был в мундире, переглянулся со студентом, и Степа понял, что дело тут нечисто.
— Кто еще есть в квартире? — поинтересовался он. — А ну, говорите сразу!
— Здесь племянница хозяина, — начал офицер. — Видите ли…
— Значит, племянница, — перебил его Степа тоном, не обещавшим неизвестной ему племяннице ничего доброго, но тут дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась — и Косухин от удивления замолчал.
На пороге стояла девушка в длинном, не по росту, платье, концы которого волочились по полу. На голове у нее была накинута огромная малиновая шаль, а в руке девушка держала большую бумажную розу.
— У нас гости, господа! — воскликнула она, и большие темные глаза ее радостно загорелись. — Гости! Среди ночи! Это так романтично! Позвольте, я подарю эту розу…
Она подбежала к Степе и протянула ему бумажный цветок.
— Простите, — попытался вставить слово пораженный Косухин, но девушка, не слушая его, мгновенно пристроила розу на степину гимнастерку.
— Кто вы, рыцарь, пришедший из тьмы? — вопросила она.
— Мы из чека, барышня, — сообщил один из дружинников, не менее Степы удивленный происходящим.
— Чека? — воскликнула та. — А что такое — чека? В этом слове столько тайны…
С этими словами она положила руку на плечо Косухину, отчего тот почувствовал себя крайне неловко.
— Мы поддерживаем революционный порядок, — не особо внятно пояснил Степа, сообразив, наконец, кто перед ним.