Страница 4 из 161
Конский топот и улюлюканье Деррил Сакс услышал на середине поля.
— Браконьер! Ату! — радостно заорали со стороны леса.
Нобли, принесла нелегкая чужаков!
В горле у Сакса мгновенно пересохло, сердце ухнуло вниз, рука сама потянулась к поясу, отцепить и бросить дичь. Только толку? Увидели уже, щучьи дети! Не тратя ни мгновения, Сакс кинулся к заросшему рябиной оврагу. Вдруг повезет, не станут стрелять? Зайцев же добыл, не рыбу! Это за рыбу вешают, как за оскорбление щучьего герба. А зайцы, что им, рыбникам, какая-то пара зайцев…
Помоги, Матерь, отведи беду! Пусть нобли будут с добычей, добрые!
Оглянулся на бегу: несутся из леса, со стороны Девьего озера, топча зеленый овес. Трое благородных ноблей в желтых беретах, на породистых жеребцах, — с копьями наперевес, — и полдюжины слуг с луками и пиками, но без единой оленьей туши.
— Ату! — снова крикнул один из рыбников, остальные подхватили по-своему.
Топот за спиной приближался — быстро, слишком быстро, а зеленые заросли словно убегали, и дыхание рвалось, и между лопатками уже почти вонзилась стрела!..
Сакс вильнул и пригнулся на бегу, и тут же справа, совсем близко, просвистело. И еще раз: вторая стрела воткнулась в землю перед ним, шагах в пяти.
Пугают, словно он им — заяц!
Едва не запнувшись о кротовину, Сакс вильнул снова — быстрее, к оврагу! Пусть пугают, может, успеет добежать, совсем же немного, еще чуть!..
Позади заржали нобли, что твои жеребцы.
— Стоять, дирт! — властно крикнул все тот же чужак.
«Грязь», — бездумно перевел знакомое слово Сакс. Чужакам все они — грязь!
Третья стрела свистнула слева, почти задев рукав.
Проклятье, почему овраг так далеко?! Не успеть, пристрелят, дери их!..
Сакс развернулся, хватаясь за длинный нож у бедра. Глянул на ближнего рыбника: успеет ли всадить нож, прежде чем сдохнет? Нобль выкатил злющие белесые глаза, ощерился — вылитая щука с луайонского флага. Затопчет? Или — копьем? Лучше бы попробовал затоптать, бить будет сподручнее!
Ну же, иди ближе, щука ты драная!..
Но ударить не удалось.
Нобль что-то выкрикнул по-своему, натянул повод — копыта пропахали землю в полушаге от Сакса, оскаленная морда жеребца вскинулась над его головой… Далеко, не достать! Но почему остановился? Передумал убивать?
От внезапной надежды сердце подпрыгнуло куда-то к ушам, в животе похолодело. Очень захотелось жить, подумалось, что отец с мамой ждут — Сакс у них последний остался. Не вернется, совсем пропадут одни.
Отступив на шаг, он отвел глаза: нобли как звери, не выносят прямых взглядов. И вздрогнул от боли: плеть со злобным свистом опустилась на руку, хорошо — не по пальцам, по кожаному рукаву.
— Брось нож, — картавя и ломая язык, велел рыбник. — Лук брось.
Кажется, убивать не будут, слава Матери!
Плавно, чтобы не ткнули пикой, отстегнул ножны. Уронил. Снял со спины лук, тоже уронил. Руки дрожали от досады и бессилия, чуть не до слез было жаль купленного в городе ножа и отцом сделанного лука.
Нобли окружили его: мелькали края дорогих плащей, сапоги телячьей кожи со шпорами. Ни кабана, ни косули, ни завалящей утки — немудрено, что злые как боуги. А нечего было Отца и Матерь гневить, охотиться у Девьего озера! Нет на землях Девы добычи для рыбников, и самого озера нет!
Поднять глаза выше Сакс не решался, мало ли, нобли разозлятся. И в сторону оврага уже не смотрел, поздно. Догнали уже.
Нобли лопотали по-своему. Сакс различал отдельные слова: браконьер, повесить, грязь, моя земля, работать. Помянули солнечного бога, Асгейра. Хотят отдать браконьера в жертву? Совсем плохо. Лучше бы подстрелили, чем на костер…
Подумал о костре — как наяву почуял запах гари, увидел заросшие березняком остовы домов, закопченные стены замка, одноглазого мельника с ожогом на пол-лица… Клятые щуки, мало вам?!
Рука дернулась к поясу — но ножа не было. Зачем послушался, отдал? Теперь совсем зазря пропадет.