Страница 66 из 84
Мы сидим в маленькой закусочной за небольшим круглым столиком на высоких стульях. Наши локти соприкасаются. Всего мира не существует. В воздухе витает запах жареного, который смешан с запахом бензина, что в итоге не весьма вызывает аппетит. Хотя, даже если бы здесь пахло моими любимыми розами, а передо мной стояла порция нежнейшего чизкейка, откусив кусочек которого, чувствуешь, как он тает у тебя во рту и сладостное послевкусие заставляет тебя глотать ночью слюни, то у меня всё равно не было бы аппетита. Ведь рядом он. И я вообще не могу думать о чем-либо другом.
Уже где-то пятнадцать минут я ковыряю вилкой свой салат, во рту до сих пор пусто.
— Нет аппетита? — насмешливо спрашивает парень. Его голос звучит у меня прямо над ухом. Я вздрагиваю. Я поднимаю глаза и замечаю, что нас только двое. Начинаю оглядываться. Мне нужен Дин, он не может оставить меня наедине с Эваном. Пусть он и не знает всего, но я ясно дала ему понять, что этот человек неприятен мне.
— Дин в туалете, — обыденно отвечает парень. Я перевожу взгляд на его тарелку. На его тарелке остался всего один кусочек жареного картофеля, который он уже наколол на вилку и готов был проглотить. Это ведь всё, что он умеет. Сжирать всё, что видит перед собой, без остатка. Я так и не осмеливаюсь поднять глаза. Вместо этого снова опускаю голову и снова ковыряюсь в чёртовом салате.
Звонок на телефоне сообщает мне о новом уведомлении. Это сообщение на электронной почте. Я уже знаю, от кого оно.
«Тебе больше идет улыбка».
Я натягиваю улыбку так, что кожица моих сухих губ разрывается, и я чувствую металлический привкус во рту. Даже улыбка, подаренная ему, вызывает только боль.
— Прости, — шепчет он, тихо хихикая при этом. Я все же перевожу взгляд на него и замечаю играющую на его розовых губах виноватую улыбку. Невольно расслабляюсь и сдерживаю себя от настоящей улыбки. Он всё тот же манипулятор.
— Каролин, у тебя кровь, — я и не замечаю, как возвращается Дин. Он прижимает салфетку к моим губам. Мне снова становится грустно. Я перехватываю тонкую материю и теперь сама держу её возле своих окровавленных губ.
— Я просто хотел рассмешить её. Кто знал, что это будет опасно, — шутка вылетела изо рта Эвана. Но её никто не оценил.
— Каролин, давай же, улыбайся, — в приказном тоне говорит парень. Пальцами он растягивает её губы, только бы сотворить что-то похожее на улыбку. Эван привык делать то, что ему нравилось. Каролин в свою очередь не смела отказывать ему. Всё, что он делал с ней дарило ей лишь чувство свободы, и пусть, будучи слепой, она не замечала какой ценой эта свобода ей дается, ей нравилось это.
— Перестань, — она обхватила его ладони своими и мягко сжала. На её лице улыбка выросла сама по себе. Каролин было сложно не улыбаться, не радоваться, не быть счастливой, когда с ней рядом был Эван. Он это знал. Ему это нравилось. Она ему нравилась.
Тонкая кожица на её губах разорвалась. Капля крови сочилась из свежей раны. Каролин невольно поморщилась, её губы жгло от боли. Это было не очень больно, скорее просто неожиданно. Её пальцы прикоснулись к губам. Кроваво-красный след остался на тонких пальцах. Она поднесла их и провела по губам парня. Оба замерли в этот момент. Она не понимала, что творит. Просто делала глупость и ожидала, что он сделает в ответ. В моменты, как этот, он позволял ей думать, словно процессом руководила она. И Каролин действительно наивно думала о том, что в этот момент видит настоящего Эвана, что она узнала его, что он был её и будет всегда принадлежать только ей.
Но он берет дело в свои руки, когда его губы касаются её. Эван совсем не жалеет её. То и дело покусывает кровоточащую губу. Ему нравится чувствовать, как в его закипающей крови, она поддает особенные специи в виде частички себя. Ему нравится чувствовать её. Хотя бы так. Ведь в остальном он не мог получить её. Голос лучшего друга вырывался из-под подсознания и не позволял сделать это. Он обещал ему. Он не причинит ей такого рода боль.
Эван точно никогда бы не позаботился о том, что у меня могло что-то болеть. Я помню свои синяки на коленках, разбитые губы и рассечённые брови. Я не помню, как эти отметины появлялись на моем теле. Я просто просыпалась с ними. Я была глупой, когда считала, что его поцелуи были моим болеутоляющим. На самом деле, каждый из них был как ожог. Я была сожжена дотла.
Я улыбаюсь Дину лишь из-за вежливости. На самом деле я даже не могу на него смотреть. Меня воротит от него. Мне одновременно неловко перед ним за то, что я не чувствую к нему ничего больше симпатии и что меня воротит от того, как он поступил. Я ведь просила его не делать этого. Мне плевать на девушку Эвана. Она сделала ему больно? Так ему и надо! Он сделал мне в тысячу раз больнее.
Оставшуюся дорогу я снова провожу в молчании. Я даже надела наушники, включив меланхоличную Лану дель Рей только бы не слышать голос ни того, ни другого. Сообщения от Эвана приходили один за другим. Он совсем не изменился. Ему всё также нравится издеваться надо мной, манипулировать, заставлять меня чувствовать себя особенной, чтобы потом унизить и сломать.
Я вытягиваю наушники из ушей, когда песни начались уже по третьему кругу, а сами уши уже ужасно болят. Розовый закат разлился по всему горизонту. Дорога не заканчивается. Она просто ведет прямо или же узкой змейкой заворачивает куда-то, открывая перед глазами новый вид. Я открыла окно со своей стороны. Воздух показался мне таким свежим, но в тоже время опьяняющим. Солнце тихо уходило за горизонт. Я посмотрела на Дина. Его усталые глаза смотрели прямо. Похоже, что он устал не только физически, он устал от меня. Я сама себя утомила.
Моя рука ложится на его колено. Он не смотрит на меня, но измученная улыбка появляется на его лице. Мне жаль его. Мои чувства немного утихли. Лишь маленький фитиль потушенной свечи всё ещё был горячим.