Страница 2 из 7
Преподаватель такого тонкого инструмента, но с тремором в руках? Уже это казалось мне странным. С самой первой встречи загадки и никаких ответов. С роем наползающих друг на друга мыслей в голове я шел домой, стараясь не забывать про светофоры.
-
Начало осени. Каким же долгим казалось ожидание, но я сумел его скоротать.
Настала пора мне отправляться в свой новоиспеченный храм. Я вскочил с постели и наспех оделся. Чуть не забыл футляр и сменку, поэтому вернулся, постучал по зеркалу и помчался вниз по дороге.
Пыльная улица понемногу увядает. Земля впитывает остатки солнечного света, готовясь к холодам. Деревца скоро сбросят медь, бесстрашно оставив бурые костяшки на попечение снегу. Пусть до этого самого снега далеко – я его уже чувствую. Я чувствую и приближение волны, которая захлестнет меня с головой и даст начало новой земле, новому ответвлению моей судьбы.
Хорошо идти по залитой в последний раз солнцем дороге. Дети на улице бегают и играют с листьями, шумно радуясь. Я гадал, кому из них повезет так, как не повезло мне. Молодые женщины болтают, раскатывая листья колесами колясок. Я улыбался и думал, кто же из этих подарков любви будет отлит в чистое золото.
Пребывая в своих мыслях, я чуть не столкнулся со входной дверью. На этот раз я не дам ей бахнуть по футляру.
Великие глядят на меня. Со вздохом я поднял глаза на них в ответ.
Наскоро поменяв обувь, я побежал вверх по лестнице, нашел нужную мне дверь и постучал по стертому числу.
Не успел я его помянуть – он был тут. Я услышал дыхание у себя за спиной.
– Добрый день. – Иосиф с постным лицом прожевал слова. – Позвольте, – он направил ключ к замочной скважине. Я отошел и тут же он, как ему подобно, молнией сверкнул в пространство.
– Александр Камнев? – Иосиф включил свет.
– Да, – я замешкался в проходе.
– То-то фамилия знакомая. – Он посмеялся. – Ну что же, давайте начинать. Камнев, скажи мне, ты с какой целью хочешь учиться?
Я снова проклянул себя и пожалел, что вообще вышел в коридор к матери. У меня ничего не появилось на уме с лета, поэтому я решил бросить первую попавшуюся мысль, чтобы не тянуть его ожидание.
– Ох, я хочу стать великим. – Я выдохнул, поймав заинтересовавшийся взгляд. – Мастером, какого не видел мир. Следовать за мечтами.
– В твоем возрасте тебе на мечты придется охотиться. Ты знаешь, какую цену тебе придется заплатить? Клади футляр. – Иосиф раскрыл его, как только я положил его на отполированный столик. – Быть великим дано не каждому. Тяжелая это ноша, я тебе скажу. Подумай дважды.
– Что думать? – Я поверил в собственные изречения. – У меня был брат, и…
– Знаем, знаем. Иннокентий Палыч. – Он, казалось, проглатывал половину букв в тщетных попытках проговорить их все. – Ни слова больше. – Я едва шелохнулся. – Ну что ж, – Иосиф посмотрел в никуда, – давай делать тебя великим, – он заглянул мне в глаза; его разразило хохотом, длившимся недолго. Затем он снова принял каменное лицо. – Ты знаешь, что это? У тебя из футляра выудил. – В руках он держал несуразный изогнутый предмет на четырех ножках.
– Похоже на сутулую собаку без головы.
– Хороший вариант, – Иосиф вздохнул. – Камнев, это мостик. С ним тебе суждено провести все обучение и дальнейшую карьеру. – Он вынул инструмент из углубления и напялил на него мостик. – Сейчас настрою и приступим.
Иосиф вытащил из кармашка футляра оранжевую коробочку. Я услышал, что это зовется канифолью. Затем он схватил со стола смычок и натянул его ленту, поводил по ней канифолью и раскрыл фортепиано. Провел пальцем по струнам и начал крутить четыре черных штуки, вбитых в голову инструмента. Некоторое время спустя по какой-то непонятной мне закономерности он жал на определенные клавиши, правой рукой управляя смычком, левой же крутил шестеренки рядом со своим подбородком. Раздавался космический двойной звук.
– Смотри, Камнев. Здесь четыре струны: соль, ре, ля, ми, – он отпустил по каждой. – Настроены в квинтах, скоро поймешь. Запомнил?
Я смутился.
– Соль, ля… ре, ми?
– Ну, почти. Ля и ре местами поменяй. – Иосиф улыбнулся. – Надо же. Колками почти не пришлось, – бросил он себе под нос. – Камнев, иди сюда. – Я подошел, и он поставил важную даму мостиком на мое плечо. – Клади подбородок. Так и держишь.
– Неудобно. Приходится челюсть открытой держать, – я отозвался в процессе.
– Привыкнешь, салага. Теперь правую руку сюда, указательным пальцем оттягивай.
Под моей рукой впервые зазвучали струны, пусть это и выглядело как если бы детсадовец решил потрогать арфу.
Он снова почувствовал мой страх своим нутром.
– Почему так неуверенно? Дай покажу, как ты это делаешь.
Он свистнул инструмент у меня из-под челюсти и подобно кривому зеркалу повторил мои действия, слегка качаясь и неумело дергая по струне за раз. Я не придал значения этой издевке; в тот момент все казалось вполне справедливым. Я понимал, что являюсь недалеким в данной сфере и мне нужно увидеть, что именно я сделал не так.
– Клади на стол, Камнев.
Иосиф дал мне карандаш.
– Иосиф Серафимович, это еще зачем?
Зря я открыл рот.
– У тебя в семье все такие идиоты?! – его лицо налилось кровью и так же быстро остыло. Он уставился в пол и пару секунд молчал, затем спокойно выдохнул, – сначала учатся на карандаше. Это важный этап, Камнев.
Я принял пишущий инструмент.
– Сюда большой, средним и безымянным сюда, мизинцем ощущаешь вес. – Я подчинился. – Чувствуешь, какой тяжелый?
– Чувствую, Иосиф Серафимович.
Я ничего не чувствовал.
В дверь постучали.
– Заходи! – Иосиф радостно выкрикнул.
К нам с небес спустился ангел. Навскидку ей было лет пятнадцать. Воздушное платье, рыжеватые волосы, забранные в хвост, твердый футляр с узором.
Учитель похлопал маленького наставника по плечу и вытащил из-под стопки книг пару листов.
– Здравствуйте, Иосиф Серафимович. – Она улыбнулась.
– Здравствуй. Хочешь это сегодня поиграть? Для твоего уровня как раз.
Наблюдая за этой нежной картиной, я проклинал себя внутри и старался дать силы мизинцу, чтобы почувствовать увесистость карандаша.
– Иосиф Серафимович… А почему такой взрослый человек учится играть?
Он обернулся на меня.
– Не волнуйся, он тут ненадолго.
У меня по спине пробежал холодок. Иосиф снова засмеялся, затем закашлялся и потупил взгляд. Пока он от неловкости хрустел пальцами, я заметил, что они мелко дрожали. Как я мог забыть про его руки?
Небесное создание раскрыло продолговатую коробочку, и я снова услышал внеземные двойные звуки. Иосиф поставил листы на чудаковатую стойку и дал своему подмастерью пустить литься дивную песню. Внутри я стонал, умирая; я знал, что мне так в жизни не сыграть. Я думал об одном – блаженны дети, просыпающиеся, чтобы заводить гаммы.