Страница 81 из 82
- Абсолютно точно не торопимся, просто ты боишься. Ты боишься кому-то поверить, боишься доверить свою жизнь другому человеку, ты панически боишься боли, и ты уверена, именно уверена, что я, да любой другой на моём месте, причинит тебе эту боль. Мне кажется, все боятся.
- И ты?
- Да, конечно. Я никого не пускал так глубоко в свою жизнь и в своё сердце, как тебя. И я обещаю тебе, что никогда умышленно не причиню тебе боли, а если сделаю это не по злому умыслу, случайно - буду заглаживать свою вину, пока у тебя болеть не перестанет.
- Тоже обещаю, - прошептала Ложкина.
Лёня сделал шаг к плите, кухня в квартирке была маленькая, и вернулся к Тане, чтобы поцеловать. И целовать долго и мягко. Потом аккуратно приподнять и посадить на стол, встать между разведённых ног, которыми Татьяна обхватила бёдра Лёни, и ласкать – так же долго, неспешно вкушая медленное пробуждение желания в женщине, поддерживать его и не давать разгореться сильнее, наслаждаясь немного ленивым томлением. Ночь была безумной, страстной, сродни ураганному ветру, сейчас хотелось плавности и даже лености, неторопливости движений и желаний.
И, как итог - яркий, продолжительный, головокружительный оргазм, и бормотание Татьяны куда-то в шею Лёни.
- Я согласна на детей… - довольный вздох.
- Тебе понравился процесс? – тихо смеясь.
- И это тоже, - Ложкина просияла и чмокнула Шувалова. – Иди, готовь, а я пока приберусь.
На Новый Год Ложкина засобиралась к Лёне, сказать, что она скучала – ничего не сказать.
В этот раз она пристроила Альку родителям, которые уже имели возможность познакомиться с Лёней. Они и раньше его знали, видели пару раз, как коллегу по работе дочери, сейчас, в новом качестве, он, конечно же, произвёл наилучшие впечатление.
Отца Татьяны – врача, специализирующегося на восстановлении пациентов после инсульта, – своим профессиональным ростом и темой кандидатской, над которой трудился Шувалов. Маму – обаял улыбкой и своим отношение к Танечке. Он не просто любил, он откровенно обожал Татьяну и не давал себе труда скрывать это. Его руки всё время легко прикасались к ней, глаза следили за передвижением, губы целовали при первой же возможности.
Ложкина села на поезд и уже через несколько часов была в Москве. После зимнего Питера – со слякотью и дождём, – было приятно окунуться в мягкую зиму. Лёня, не заезжая домой, повёз Таню в дом отдыха, сказав, что той это просто необходимо. И даже вознамерился в первую очередь дать выспаться своей девушке, только вот девушка не очень послушала фон Хер Шувалова и, толкнув его в сторону огромной кровати, убедилась в том, что в здании отличная звукопроницаемость – через пару минут после окончания, какой-то мужик за стенкой крикнул: «Браво» и даже хлопнул пару раз в ладоши со словами «бурные овации». Ложкина поискала в себе стыд и, не найдя, уснула, обнимая двумя руками Шувалова, пригрозив, что если он встанет, она «не знает, что с ним сделает».
Лёня долго смотрел в экран ноутбука, Татьяна решила, что он над чем-то работает, и не давала знать, что уже проснулась и хочет есть.
- Чёрт, - Ложкина, аж подпрыгнула от неожиданности. Шувалов никогда не употреблял крепкие слова, она даже не помнила слово «блин» из его уст, а тут целый «чёрт».
- Лёнечка, - она подбежала к мужчине, - что случилось? У тебя что-то болит? Где? – она взяла руку и стала считать пульс, потом заглянула в глаза, покрутила голову, пока Лёня молча улыбался и следил взглядом за действиями Тани. - Что, Лёня?
- Мне нравится, как ты беспокоишься обо мне, Танюша, - он притянул к себе взлохмаченную голову женщины. – Я люблю тебя.
- И я тебя люблю, но ты меня пугаешь.
- Посмотри сюда, я наложил наши графики, до отпуска у нас получится встретиться не больше пяти раз, Тань, - он вздохнул. – Мне не хватает тебя, пять раз – это очень мало… выходи за меня, переезжай ко мне.
- Я же сказала, что не буду жить в Москве!
- Да какая же ты упрямая, Ложкина, какую откровенную глупость ты говоришь…
- Это не глупость, - упорно покачала головой Ложкина.
- Глупость! Я не хочу говорить тебе банальных вещей, но, видимо, придётся. Бывает любовь на расстоянии, люди годами живут вдали друг от друга, но никто по доброй воле не ставит себя в подобное положение. И я не могу понять твою неприязнь к Москве… – Ложкина напряглась, ей показалось, что сейчас Шувалов скажет «всё кончено», и что ей тогда делать? Как примириться с этим? Или не мириться, а соглашаться на всё, даже на переезд в Москву… да, соглашаться – пришла к экстренному выводу Татьяна. В Москву, в тундру… куда угодно.
- Не могу понять, но принимаю, - Лёня взял паузу, и Татьяна вжала плечи, сейчас ей придётся согласиться… вот сейчас, ещё минуточку подождёт… и…
- Лёня, я согласна, - она всхлипнула, а потом горько заплакала. – Я согласна, только не бросай меня, пожалуйста, я перееду к тебе, хоть завтра, даже сегодня, хочешь? Я даже домохозяйкой стану, во всех этих маслах разберусь и соусах, и даже стану говорить «дожжжжиии», - тут Ложкина уже ревела, хотя и понимала, насколько глупо и жалко она смотрится.
Сидя на краю кровати, в короткой футболке и кружевных трусиках, с взлохмаченной головой и, наверняка, с размазанным макияжем – уснув сразу после умопомрачительного секса, Татьяна не озаботилась тем, чтобы смыть его.
- Не собираюсь я тебя бросать, глупая, - Лёня обнял Татьяну, - как же я тебя брошу, если люблю тебя, это ещё более глупо, чем твой отказ переезжать в Москву… я другое хотел предложить. Переезд.
- Куда? – Таня внимательно посмотрела на Шувалова, смотрящего, на удивление, без своего коронного царского величия и снисходительности, а изучающее, следя за реакцией Татьяны.