Страница 71 из 82
- Да, что не так с этим чемоданом! Поставь его на место.
- Татьяна, мой сын вёл себя возмутительно, за что я прошу прощения от всей нашей семьи, но, откровенно говоря, ваша идея уехать прямо сейчас неосуществима. Ближайший поезд, который будет, идёт в Ханты-Мансийск.
- Ханты-Мансийск, - остановилась и дёрнула чемодан на себя, - звучит как музыка. Ханты мать его Мансийск! Уеду к еб@@@м в Ханты-Мансийск, и буду там жить долго и счастливо, среди вечной мерзлоты, чтобы не видеть больше работу свою скотскую, квартиру, размером с задницу черепахи, и самодовольную рожу Шувалова.
Она ещё, что-то кричала, пока Аксольд понимающе гладил Татьяну по плечам и с укоризной смотрел на сына.
- Таня, - Лёня сделал шаг вперёд. - Танечка, прости меня, я не подумал… я совсем не подумал, Танюша, прости, я воспользовался твоей ситуацией, твоим добрым сердцем, я воспользовался всем этим, даже не подумал об элементарном, дав волю своим низменным…
- Да! Ты! – и Ложкина взвилась. Она плакала, кричала, Алька снова лаяла, Барон ей подвывал, Анна-Эльза держалась за сердце, Аксольд держал Анну-Эльзу, в окнах гостевого дома стал зажигаться свет, у Ложкиной закружилась голова от слёз, обиды, унижения, которое она испытала, глядя на приятелей Лёни, от собственного крика, пока вдруг всё не стало невыносимо тихо. И сладко. И немного жарко.
Она понимала, что Лёня целует её. Не жадно, не властно, не робко, не предъявляя права, просто целует, как констатирует факт, и у Татьяны подкашивались ноги от того, как его губы накрывают и, не изучая и пробуя, берут своё, как мгновенно его язык завладевает инициативой. И, сквозь звенящую тишину, она услышала мужской стон и свой, сдавленный, перемешанный со всхлипом.
Через пару минут, оценив ситуацию, Ложкина отпрыгнула от Шувалова, выныривая из морока.
- Да как ты смеешь! У тебя ещё герпес на губах не обсох! – с этими словами Ложкина схватила первое, что попалось ей под руку – увесистую кулинарную книгу Анны-Эльзы, – и опустила её на плечо Шувалова.
- Аня?!
Ложкина оказалась рядом с растерянным Аксольдом и оседающей в его руках Анной-Эльзой.
- Диагноз её, быстро! – тоном, не терпящим возражений, но всё, что услышала, это:
- Аня, Анечка.
- Быстро, все препараты, что у неё в комнате, - она кинула это вслед Шувалову, который так же мгновенно сориентировался в ситуации, и на обратном пути, когда Ян принёс тонометр, приготовил таблетку и всё, что полагается.
Они работали с Ложкиной практически молча, понимая друг друга без слов, через пятнадцать минут Анна-Эльза отправилась в комнату в сопровождении мужа, сына и перепуганного внука, но там потребовала Татьяну, и оставить их наедине.
- Простите меня, - повинилась Ложкина. – Всё это было плохой идеей, но, в любом случае… эта сцена, что я устроила… возмутительна.
- Ничего, деточка, ничего страшного, - Анна-Эльза протянула руку. – Однажды я только заподозрила Аксольда, хотя он мне и повода за всю жизнь не дал, но, поверь мне, моё поведение было куда более возмутительным, ты оставила моего сына живым и спасла мне жизнь.
- С вами ничего страшного не случилось бы…
- Я лучше знаю, деточка, - Анна-Эльза улыбнулась, - сегодня ты порадовала моё сердце, и теперь я абсолютно спокойна за своего мальчика. Пообещай мне, что останешься до конца своего отпуска, ты такая чудесная девушка, сделай старухе приятно.
- Какая же вы старуха!
- Так останешься?
- Хорошо… - Ложкина очень хотела уехать, но Анна-Эльза была приятной женщиной… и очень убедительной.
Глава 5
Утро следующего дня началось слишком рано, с головной боли и отёкшего лица. Татьяна умылась как можно более холодной водой, морщась и недовольно фырча, и спустилась вниз, чтобы проведать Анну-Эльзу.
Там она встретила уже спокойного и, как всегда, по-деловому собранного Аксольда, который моложаво улыбнулся и ещё раз поблагодарил за оказание помощи его «душечке», а так же извинился за поведения своего сына. Обойдя при этом деликатную тему вчерашнего поведения Татьяны и её обман.
Анна-Эльза чувствовала себя хорошо и была готова заняться своими обычными обязанностями, но Ложкина авторитетно заявила, что это невозможно, и она лично проследит, чтобы Анна-Эльза хотя бы несколько дней придерживалась постельного режима.
- Как же тяжело быть единственным не врачом в доме, - сокрушалась женщина, - вот и Леопольд зашёл с утра и прописал покой…
Ложкина проигнорировала имя Леопольд и молча нащупала пульс, заметив, что он немного выше нормы.
- Он поехал в аптеку, - продолжила Анна-Эльза.
Ложкина молчала, решив ещё раз измерить артериальное давление.
- По словам Аксольда, он ночевал в столовой, на раскладушке, но сегодня он переберётся в номер в гостевом доме… там есть небольшое помещение, мы редко его сдаём, окно выходит на пищеблок, к тому же оно тесноватое, но Леопольду будет достаточно места.
- Я могу туда перебраться, - тихо сказала Татьяна, - так будет честней.
- О чём ты, Танечка, ты наша гостья, и, как гостье, тебе полагаются лучшие условия. Леопольд – мужчина, так что в состоянии довольствоваться малым.
Татьяна ухмыльнулась про себя, решив промолчать про машину, квартиру в удобном районе и калиброванных Алён этого мужчины.
Пару дней прошли в напряжённом молчании между Ложкиной и Лёней. Каждый день, ближе к обеду, как раз к её пробуждению, он приносил Татьяне завтрак в постель, она щурила полусонные глаза, но почти покорно съедала омлет и небольшие, ровно прожаренные кусочки мяса или бекона. Завершая свой завтрак кофе с круассаном и виноватым взглядом Лёни – самым вкусным.