Эфир. Сборник

-  И оплатила весь этот компот?

- Да…

- Тань, так это же примерно на твою зарплату тянет… ты прямо герой.

- Ой, ладно, не померла же я с голоду. Скажешь тоже, «герой», - и Ложкина, к удивлению Шувалова, покраснела, потом подняла собачку, - зато смотри, какой у меня дружочек теперь есть.

- Кто гуляет-то с ней, когда ты на смене?

- А, соседский мальчишка. Подросток. И ему хорошо, и мне недорого.

- Вот и отлично.

Татьяна спустилась вниз, на первый этаж, и застала уже привычную картину. Анна-Эльза готовила обед, тщательно нарезая одинаковыми ломтиками или квадратиками мясо и овощи, укладывая плоды своего труда на изящную, фарфоровую посуду, рассказывая по ходу, почему именно такую говядину нужно нарезать так, а болгарский перец – эдак. Татьяна улыбалась про себя, но спорить не спорила. Так же к обеду появлялась и Лиля, как оказалось, она подрабатывала в гостевом доме Шуваловых, вместе с Яном.

«Подростки нуждаются не столько в деньгах, сколько в иллюзии свободы». Лиля убиралась в номере и иногда помогала в столовой или баре. Основную работу делали взрослые женщины, Лиле не приходилось мыть сантехнику или отмывать особо грязные полы после «хорошего отдыха», но, тем не менее, с утра и до обеда она была занята. Ян же больше помогал деду «по мужской части», а сама Анна-Эльза следила за производственным процессом и решала организационные вопросы. Судя по количеству постояльцев  – делала это с успехом. 

В первый день Таня выказала инициативу помощи, но Анна-Эльза, в вежливой форме, отказалась, давая возможность «Танечке отдохнуть». Возможно, она была уже наслышана о кулинарных способностях Татьяны, а может, действительно, попросту хотела дать насладиться отпуском своей гостье.

Постепенно все подтягивались, Ян заходил за руку с Лилей, коротко приветствовал присутствующих и отправлялся наверх, в свою комнату, так же держа за руку Лилю, чтобы там переодеться и спуститься к обеду в свежем. Лиля тоже хранила пару платьев в комнате Яна. Татьяна ещё раз поговорила с Шуваловым, настаивая на серьёзном разговоре его с сыном (видя, как подростки переодеваются в одной комнате, Татьяна не могла сдержать ехидного замечания). Однако красные, почти пунцовые щёки Яна, когда Татьяна прошла мимо него и Шувалова, навели на мысль, что, действительно, парочка дальше трепетных прикосновений не заходит… Но она осталась при своём мнении: «Подросток должен понимать последствия своих возможных действий или бездействий».

И последним вплывал в помещение сам Леопольд Шувалов. Именно вплывал, убирая с лица влажные после моря или бассейна волосы, перекинув через плечо футболку, в низко сидящих шортах. Ложкина признавала, что Лёня был хорошо сложен от природы, что называется, «атлетического телосложения», плюс регулярные занятия спортом оставили отпечаток на его теле в виде рельефных мышц живота и контура рук и плеч. 

Он так же приветствовала всех, коротко целовал маму и плавно подходил к Татьяне, улыбаясь ей широко и почти влюблённо. Шувалов оказался заправским актёром, Таня перестала удивляться количеству и качеству его Алён. И если бы она, Татьяна, не знала его продолжительное время, она бы заподозрила, что Лёнька и вправду в неё влюблён. Но Ложкина знала, поэтому она так же широко улыбалась Шувалову и позволяла себя поцеловать в щёку, потом в шею и плечо, под плотоядное Лёнино: «Умм, самое вкусное», после чего он, насвистывая, уходил переодеваться.

После обеда все разбредались по своим делам, как и сегодня. Ложкина поднялась в комнату, чтобы закинуть пляжные принадлежности в сумку и отправиться с Лёней на море, в этот день у них не было запланировано никаких мероприятий или поездок.

Лёня, как и обещал, устраивал прогулки не только по побережью, но и в горы, показывая живописные, но легкодоступные места. И пару раз – морские прогулки на небольшом катере с приятелем, который по совместительству был «капитаном», но служил при этом в небольшой клинике врачом общей практики.

Одним словом – Ложкина была довольна отпуском, как никогда в жизни.

К небольшому неудобству, такому как присутствие Шувалова в одном комнате с ней и, более того, на одной кровати, Татьяна привыкла быстро. Лёня умел быть корректным и незаметным. Он исчезал, когда Татьяне нужно было переодеться или побыть одной, не храпел ночью и всегда спал на своей половине кровати. Тот факт, что порой Таня просыпалась от того, что на неё накидывают лёгкую простынь, «под кондиционером легко простудиться», она засчитала за бонус.

- Не обгори, - побеспокоился Лёня, проверяя, захватила ли Таня крем, - нас сегодня пригласили на праздник.

- На какой?

- Да никакой, на самом деле. Просто соберёмся старой компанией, кто-то с жёнами придёт, кто-то с детьми… я вот – со своей девушкой, - он подмигнул.

К вечеру, обговорив «форму одежды», Татьяна довольно смотрела на платье персикового цвета, в чехле, пока укладывала себе волосы в небрежную, но высокую причёску, открывая шею. Она нанесла совсем лёгкий макияж, крем с мерцающими частицами на тело, скептически ища результат, потом удовлетворилась ощущением неестественной мягкости и даже шелковистости кожи и, наконец, надела платье.

Оно было средней длины, плиссированный подол из тонкой ткани струился по ногам, делая их, вкупе с босоножками на высоком каблуке, нереально длинными… Плечи и линия декольте были из кружева, не менее тонкого, чем ткань, но главное – открытая спина, которая венчалась ниже линии талии такой же тесьмой из кружева, которая играла функцию пояса. Ложкина не  слишком часто придавала значение своему внешнему виду, предпочитая простую и удобную одежду, но сейчас она была убийственно хороша и знала это. Спустившись, она встретила Аксольда, который попросил её повернуться вокруг своей оси и сделал пару отнюдь не дежурных комплиментов, Анна-Эльза сказала, что «Танечка восхитительна, Леопольд», а сам Леопольд на какое-то время, казалось, потерял дар речи, но быстро нашёлся, вторя комплиментам матери и отца. Он подошёл к Татьяне, приобнял её, но не за плечи, как уже привыкла Ложкина, а положив руку на спину, предварительно пробежавшись по краю кружев, так и оставив там, в выемке позвоночника, пару пальцев аккуратно поглаживать кожу. Губы же легко прошлись по плечу, дойдя до шеи, и Ложкина услышала почти судорожный, но сдержанный вздох.