Эфир. Сборник

Её бормотание про господина, прочие глупости, сносят остатки моего самообладания, так что я просто сдёргиваю с себя ремень, быстро перетягиваю ей руки на запястьях и перекидываю его через вешалку так, что она не может пошевелить руками, её попка немного приподнята над гладкой поверхностью комода, она как бы подвешена в таком положении. И ей чертовски неудобно, я знаю это. Но не она ли просила наказать её или опускала глаза, шепча «господин»?

Влага между её ног лишает меня остатков самообладания, как и её стон, пока я провожу пальцем по складочкам, так что я просто вхожу в неё сразу, резко, на всю длину, прижимая её к себе, чтобы ещё глубже, и ещё. Через пару фрикций сознание начинает возвращаться ко мне, не так уж и быстро, как следовало бы в такой ситуации.

Первое, что я вижу – огромные зрачки, и задаюсь вопросом, какую же дурь она употребляла, а второе, что я понимаю – это не от дури. Это – от боли.

Ей просто больно, потому что я только что лишил невинности, сорвал целку, как хотите, назовите, младшей сестре своего друга, и ей, блядь, больно прямо сейчас. Я точно знаю, что ей больно, я вижу, как она морщит нос, я даже вижу слёзы у неё в глазах, и думаете, это останавливает меня? Нет. Думаете, мне становится стыдно или неприятно? Нет.

Потому что я точно знаю, что существует точка невозврата, потому что она дразнила, соблазняла меня целый вечер, потому что у меня не было секса два месяца, потому что я так чертовски зол на Киру и её выходку.

Потому что всё, что я хочу – это трахнуть её, и делаю это. Не заботясь о том, больно ей или приятно. Я просто вколачиваю себя в неё, не церемонясь, на всю длину, так, как хочу этого я, пока не кончаю с победным стоном, и только тогда отвязываю Киру и говорю.

- Сходи в ванную, тебе надо помыться.

И разворачиваясь, иду на лоджию курить, только мельком глянув, как перегибается девушка от боли, а потом, немного покачиваясь, идёт в сторону ванной комнаты, поправляя на ходу платье.

Глава 2

С силой распахнув окно лоджии, я курю и пытаюсь привести мысли хоть к какому-то общему знаменателю. Нет, я не задаюсь вопросом «что это было?» или «как это произошло?», я прекрасно понимаю, что буквально две минуты назад вытащил свой член из младшей сестры своего друга, что я лишил её девственности, трахнул её, жёстко, и, не церемонясь, отправил в ванную комнату, даже не поинтересовавшись, в порядке ли она. Потому что очевидно – она не в порядке. Я – не в порядке.

Я прекрасно понимаю, как это случилось и почему.

Два месяца без секса. Два. Месяца.

Но я не слишком понимаю, что теперь делать. Я должен чувствовать себя виноватым, раскаиваться, должен искать пути отступления, но нет – я не чувствую ничего подобного.

Единственная моя мысль – «Дерьмо».

- Хм, - раздаётся за моей спиной. Женское. Тихое.

Кира стоит рядом, в том же платье, что было на ней. Да и откуда она возьмёт другое? И спокойно спрашивает меня:

- Дай закурить?

Я не очень люблю, когда девушка курит, да, я знаю, что это личное дело каждого, и это шовинизм, я согласен с тем, что это не моё дело, но эй, мне просто не нравится, когда девушки курят.

- На, - я протягиваю пачку сигарет и смотрю, как она затягивается от моей зажигалки.

Потому что странно читать лекцию о вреде курения младшей сестре своего друга, если ты несколькими минутами ранее буквально сжирал её губы и вколачивал себя в неё с такой силой, что рубашка на спине до сих пор немного влажная от пота.

- Как ты? – я просто не знаю, что сказать, что вообще говорят в таких ситуациях?

Ты была хороша? Мне было хорошо? Давай останемся друзьями? Мне нужны мои яйца?

- А, да… так, - она затягивается и выпускает струйкой сигаретный дым прямо в молочную белизну летней ночи. – Мне надо домой? – отчего-то это звучит как вопрос, при этом её явно заносит, и она почти падает и почти встречается носом с косяком двери на лоджию. Почти, потому что я её ловлю, ставлю на ноги и отвечаю:

- Иди спать, - махнув неопределённо рукой в сторону комнаты. Моей спальни.

Там стоит огромная кровать, так что не думаю, что она перепутает комнаты или не поймёт, где именно ей надо лечь спать, пока я докурю свою сигарету, а лучше выпью.

- Я не могу спать в этом, - заявляет Кира, и я вынужден с ней согласиться, спать в этом платье – не лучшая идея, так что я кидаю в неё одной из своих футболок и крепко закрываю дверь в комнату.

В ванной комнате, стильной и чертовски дорогой, среди чёрного кафеля, натурального камня и зеркал, на хромированном полотенцесушителе висят трусы. Женские трусы.

Ну, как трусы, трусики. Вернее, пара верёвочек и треугольник кружев, которые женщины почему-то называют нижним бельём. Я вовсе не против красивого женского белья, я – за. За всё это разнообразие стрингов, слипов и шортиков, хлопковых, шёлковых, кружевных, но видеть это на своём полотенцесушителе? Целомудренно свешенные малюсенькие трусики невинно-розового цвета – это как удар под дых, как напоминание – тебе пиздец.

Собственно, этот самый пиздец, в лице моего начальника, лучшего друга и старшего брата Киры, нарисовывается на пороге моей квартиры рано утром. Да! Рано. Потому что после бессонной ночи и галлона виски, что я выжрал в одно лицо в гордом одиночестве, двенадцать дня – это раннее утро.

- Где Кира? – орёт Влад. – Где она, я тебя спрашиваю? Я звонил всю ночь! Я звонил всё утро, где моя сестра?!

- Ты в Норвегии, - сообщаю я отнюдь не очевидный факт своему начальнику и другу.

- Да, блядь, я в Норвегии, если Норвегия в твоей квартире. Где она?

- Норвегия? – включаю я дурака, пытаясь оттянуть неизбежное.

- Кииира!!! – ревёт Влад и с размаху открывает дверь, за которой должна быть Кира. По пути я вспоминаю, к какой конфессии принадлежу, и даже пару молитв, впрочем, уверен, одна из них – заклинание из Гарри Поттера. Ни то, ни другое не срабатывает.

Кира лежит посредине моей кровати, в моей футболке, обнимая мою подушку и сопит. Сладко. Как ребёнок. Подёргивая кончиком носа.

- Аааа?.. – Влад ловит воздух ртом и носом, то же делаю я и отступаю на пару шагов. Просто – попытка самозащиты, безуспешная, как я заранее знаю.

- Что ты тут делаешь? – раздаётся сонное из моей кровати. Кира приподнимается и смотрит на брата, потом на меня, потом снова на брата, снова на меня и с размаху падает на подушку с тихим и очень выразительным стоном.

- Что тыыыыыыыы здесь деееелаешь? – динамо машина Влада набирает обороты.

- Я не знаю, - Кира невинно хлопает глазами, словно первоклашка, забывшая пластилин на урок труда, - не помню, - пожимает плечами и даже обиженно надувает губы.

- Она была пьяной, - наконец вступаю я, - в хлам, - поясняю для пущей убедительности, - что мне оставалась делать?

- Домой отвезти!

- У тебя есть запасные дед с бабкой? – выдаю я свой аргумент.

Влад молчит, переваривая, смотря с подозрением на меня, я развожу руками в поражении, Кира невинно хлопает глазами и жалостливо произносит:

- Голова болит, - и хлюпает носом, клянусь, хлюпает носом и потирает глаза кулачками, включая во Владе мать-наседку, он начинает суетиться, требовать аспирин, алкозельцер, холодной воды, крепкого чая, гладит по голове своё «непутёвое сокровище», пока это сокровище лежит с закрытыми глазами и вздыхает.

- Мне в контору надо, - виновато говорит Влад, - прости мужик, я чего-то погорячился…

- Да ладно, - примирительно улыбаюсь я, - я понимаю.

- Вид у тебя был, когда ты дверь открыл, как у побитой собаки, вот я и подумал.

- Разбудил, - поясняю я, - а ночка… можешь представить.

- Спасибо, спасибо, мужик, спасибо, что не бросил её.

- Не за что, - потому что, действительно – не за что.

- Отсыпайся сегодня, не ходи на работу, у тебя отгул, и отвези Киру, когда придёт в себя, хорошо?

- Конечно, - соглашаюсь я облегчённо.

Через семь минут после того, как Влад убрал свой зад из моей квартиры, слышу взволнованное: «Игорь». Из туалета. Не знаю, что там, но мне не нравится, когда женщины меня зовут из уборной. Это само по себе странно, с Кирой это и вовсе не сулит ничего хорошего.

- Что? – открываю дверь. Смотрю.

Сидит на унитазе, волосы взлохмачены, трусы, мои, приспущены. Я их не давал,  но не имею ничего против, может, ей было не комфортно спать без трусов, может, ещё что-то, в общем, трусы мне не жалко, могу даже подарить пару. Хоть эту. Белые. От Келвина Кляйна.

- Так ведь не должно быть?