Страница 4 из 243
- У тебя есть мы.
- Прошу вас, хватит… - говорю я, отходя назад. – Я люблю вас, очень люблю, но… Но не нужно пытаться быть моими родителями. Может быть, когда мне было пять, это и было похоже на правду, но не сейчас. Будьте мне друзьями, старшими братьями, но не нужно пытаться воспитывать меня.
- Вот она – детская благодарность. – говорит Элиот.
Кривлюсь. Мне так надоели эти разговоры, так надоели эти, бесконечно сменяющие друг друга школы, эти одноклассники и просто ученики, которые все, как один, не любили меня просто за факт моего существования. Порой, мне казалось, что моё существование – некая ошибка природы, которую непременно нужно исправить.
Круто разворачиваюсь. Резина подошв моих кроссовок издаёт неприятный звук, скользнув по полу. Делаю шаг, второй, всё больше ускоряясь.
- Роберт? – окликает меня Чара, не обращаю внимания.
- Роберт? – громче окрикивает меня Элиот. – Стой!
Не обращаю внимание и срываюсь на бег. Быстро достигаю заветных дверей, обещающих свободу, но вечно забывающих о своём обещании. Мне в лицо ударяет холодный и влажный порыв ветра, которые бывают особенно противны в конце зимы, когда так хочется тепла.
Надеваю на голову капюшон и снова начинаю быстрое движение. На ходу застёгиваю лёгкую куртку, которая едва ли спасала от злодея-ветра, сворачиваю за угол, как раз в тот момент, когда за спиной, перекрывая гул ветров, звучит крик Элиота:
- Роберт, стоять, кому говорю!
Вместо остановки я только сильнее прибавляю шаг. Хочется убежать как можно дальше, как можно глубже в дебри этих каменных джунглей, в которых все друг другу – волки, где каждый ненавидит каждого. И я после этого – зверь…
Крики «отцов» стихают за моей спиной, теряясь в ветрах и гуле транспорта, что бесконечным потоком нёсся, подобно вирусу, по дорогам-жилам большого города. В конце концов, полнолуние прошло четыре дня назад, так что, моим названым родителям нечего бояться: едва ли я смогу кому-то навредить. А вот насчёт меня… Тря дня агоний обращения я пережил, а, значит, до следующего перехода я в безопасности. Моё вымотанное обращениями тело нужно каждому в школе, каждый стремиться продолжить мои боли, но, едва ли, кому-то вне стен учебного заведения есть до меня дело. В этом городе никому ни до кого нет дела. Никому.
Порой, мне безумно хотелось убежать. Убежать туда, где всё будет по-другому. Возможно, так проявлялась моя тоска по родине. Родине, которую я даже не помнил, потому что покинул родные земли ещё совсем… волчонком. Я никогда не видел дома, никогда не видел настоящих родителей, никогда не видел себе подобных. Всё, что у меня было – это та едва осязаемая тоска-память, что съедала меня бессонными ночами и, всё чаще, днями.
Чем старше я становлюсь, тем сильнее меня волнует вопрос о моих корнях, о том месте, из которого мы пришли, о том мире, который мы покинули… Элиот и Чара не таили от меня правды, да и как они могли это сделать? Допустим, Элиот мог не применять силу при мне, а Чарины уши можно было бы списать на аномалию, но… Но что делать с моими обращениями?
Что бы Элиот не говорил о своей силе, но даже он не способен прервать круг моих обращений. Никто не в силах. Никто. Каждый месяц, накануне полнолуния это начинается. Каждый месяц девять дней моей жизни выпадают из общей череды прожитых лет. Три дня до и три после обращения я мучусь болями, лихорадкой и ужасной ломкой во всём теле, пока полнолуние не войдёт в свои права и жёлтый диск луны не пробудит во мне звериную кровь. И так каждый месяц до самого конца. Такое бессилие перед зовом крови заставляет, порою, чувствовать себя обреченным.
Может быть, так и есть? В конце концов, ни я, ни Элиот с Чарой никогда не знали других оборотней, никто из нас не знает, чего ожидать от моего взросления, от моего жизненного пути. Никто не знает, как мне стать нормальным…
Но ведь я не хуже многих? Нет, не хуже… Просто, я – другой, и поэтому мне нет места здесь, ровно, как и везде. Как бы мне хотелось знать, что где-то есть место, не важно, страна, город или одиночный дом, где меня примут, где меня ждут.
Может быть, я неблагодарный? Элиот и Чара дали и продолжают давать мне всё, что только может быть нужно человеку. Мы не похожи на нормальную семью, да мы ею и не являемся, и никогда не станем. Мы – трое чужих людей, которые стали родными. Трое чужаков, которым пришлось учиться жить в этом холодном бетоном мире. Но, если Элиот и Чара отлично справились с адаптацией к чуждой земле, то мне никак это не удавалось. Почему?
Я не мог понять, почему я не могу жить, как все, и причина этому даже не в том, что я слышал «голос луны», дело в голосе крови, голосе души, которые звали меня куда-то, всё время звали…
Вот только языка этого голоса я не понимал, и не мог разобрать ни слова. Было лишь ощущение чего-то родного, чего-то понятного и тёплого, что есть там. Там, где меня нет. Там, где мне никогда не бывать.
Скидываю с головы капюшон и с силой взъерошиваю волосы, оглядывая пустынный переулок болезненным взглядом. Прислонясь спиной к стене и съезжаю вниз, садясь на корточки. Снег окончательно сменился дождём, который прыгал своими маленькими колкими ножками по неглубоким океанам луж.