Страница 23 из 243
Медленно подношу раненую руку к губам, засовываю палец в рот, слизывая тёплую солоноватую кровь с оттенками металла. Прикрываю глаза. Такое странное чувство… Каждый вкусовой рецептор, каждая клеточка моего языка чувствует вкус и запах крови, впитывает его в себя, доводя оттенки этого странного вкуса до мозга и туманя его.
Немного приторная, густая алая жидкость пьянит мозг. Меня ведёт в сторону, я едва успеваю схватиться рукой за кухонную тумбочку. Живот сводит уже таким знакомым спазмом-фантомом, напрягая мышцы и возвращая в реальность. Дыхание слегка хрипит, с моей руки срывается алая капля, разбиваясь о светло-голубой кафельный пол, оставляя на нём жутковатый багряный след.
Гулко сглатываю, отчего-то, руки мои дрожат, ладони вспотели, и пальцы всё время соскальзывают с гладкой поверхности тумбочки.
- Уф… - прикусываю губу и закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на сбившемся сердцебиении и успокоить дыхание. – Нужно успокоиться… Что это я, в самом деле?
Сердце сбавляет ритм, но продолжает громко ухать внутри, дыхание постепенно выравнивается. Открываю глаза, передо мной всё та же кухня, всё те же тёмные тумбочки с покрытием, имитирующим мрамор, всё тот же кафель под ногами, всё те же занавески, всё те же немного грязные окна.
Живот сводит новым спазмом. Морщусь, отнимаю трясущуюся ладонь от гладкой поверхности тумбы, делаю пару неуверенных шагов. Нужно отдохнуть. Покой всегда помогает мне прийти в себя.
Быстро покидаю кухню, пересекаю гостиную, поднимаюсь по лестнице на второй этаж, где располагаются спальни. Прохожу в самый дальний конец второго этажа, кладу ладонь на такую холодную ручку, которая давно не знала тепла человеческого тела, поворачиваю её и толкаю дверь, которая беззвучно открывается, являя мне не очень большую, слишком заставленную, но достаточно уютную комнату.
Прикрываю за собой дверь, прохожу к кровати, сажусь. Матрас подо мной податливо прогибается. Немного вздрагиваю, сталкиваясь с собственным взглядом в большом зеркале, расположенном прямо напротив кровати. Пару секунд смотрю в собственные глаза, встаю и уверено подхожу к серебряной поверхности, разглядываю комнату через преломление зазеркалья. Зеркало выглядит идеально, хоть и заметно, что оно достаточно старое, даже заметный слой пыли не может испортить отражения.
Протягиваю ладонь к зеркальной поверхности, колеблюсь пру секунд и касаюсь холодного серебра пальцами, вывожу буквы, добавляя комнате и её отражению чуть-чуть больше жизни.
- Привет. – читаю я сотворённую мной надпись, улыбаюсь своему отражению, которое отвечает мне тем же. – Думаю, мы подружимся… - немного глупая фраза.
Вновь подношу руку к поверхности зеркала, выводя продолжение:
- Меня зовет – Роберт. – остаётся на серебряной поверхности. – Что ещё?
Прикусываю губу, осматривая стеклянную гладь, отражающуюся в ней комнату и себя самого, такого же, как на самом деле, но слегка иного. Так неуловимо другого…
- Ой… - подношу ладонь ко рту, смотря на алый след, оставленный моей рукой. – Что ж, теперь в этой комнате есть частица меня. – вновь улыбаюсь отражению.
Мышцы моего живота вздрагивают и сжимаются, принося странную боль и заставляя согнуться пополам, схватиться тёплой ладошкой за холодную зеркальную поверхность.
- Нужно лечь… - говорю я сам себе. – Нужно лечь…
Осторожно отнимаю ладонь от поверхности зеркала, делаю пару шагов назад, не отрывая взгляда от своего отражения.
- Встретимся… - говорю я, отворачиваясь и шагая к кровати.
Ложусь на мягкое покрывало, которое так давно никто не снимал, переворачиваюсь на бок, спиной к зеркалу.
- Может быть, я смогу здесь стать счастливым… - шепчу я, прикрывая глаза и обнимая себя руками, подтягивая колени повыше к груди.
Немного большие мне джинсы съехали, открывая бельё и немного перекручиваясь, твёрдая кожа ремня впивалась в нежную кожу низа живота, да и обувь, наверное, стоило снять, но мне не хотелось. Мне не хотелось двигаться, мне не хотелось нарушать эту странную и такую редкую гармонию, которую я сейчас испытывал. Такой непонятный покой, который окутал меня, подобно тёпло-шерстяному одеялу, и баюкал, словно родной материнский голос, пел колыбельную, которую не улавливал слух, но слышала душа, расслабляясь внутри напряженного тела.