Страница 41 из 48
- Наместник! Только бы эти двое не стаи искать меня сейчас!
Я кинулась вперед.
- Ужин!
Двое ратников открыли мне, пропустили, и жадно взялись за корзину. Один сразу разломил курятину и впился зубами в хлеб. Второй достал бутыль.
- А можно... можно и мне глоток? - Робко попросила я, не торопясь к выходу. - На этих кухнях спину не разогнуть...
Цатт не понял меня, и я, улыбнувшись, показала пальцем на бутылку и на себя, сложив ладонь, как чарку держу. Тот тоже улыбнулся. Налил себе, протянул, но я из рукава вынула свою крошечную плошку.
- Мне немного.
Крепкое вино, в которое Аника добавила ядовитого отвара, разлилось и мне, и ратникам. До смерти оно их убить не убьет, так сказала лесничая, но сознания лишит надолго, и болеть потом будут не один день. Когда они запрокинули головы, то и я, только плошку плеснула за ухо. К счастью, для них незаметно.
Утерев губы, заулыбалась шире, потянулась за добавкой. Цатт хохотнул, посмотрел масляными глазками, и снова разлил. После второй чарки я замахала на себя руками, стала тихонько смеяться, и расстегнула свою овчинную накидку. Сняла колпак и чепец с головы. Брови ратника поползли вверх. А я, не стесняясь, потянулась за их хлебом и откусила кусок. Стреляя глазами то на одного, то на другого, я улыбалась и медленно жевала хлеб. Пока один, не догадавшись о чем-то своем, не дошел до двери и не поставил внутренний засов на место. Когда, сев на скамью, старший цатт усадил меня на колени, я едва могла улыбаться так же, как до этого - делая вид, что я совсем не против этого. Зелье должно было начать действовать, они оба должны заснуть совсем скоро...
- Может ты подарок от господина Этора, а?
Я засмеялась, не понимая. И потянулась за плошкой.
- Тебе хватит, девочка, а мы выпьем. Если тебе так хочется вина, то завтра мы подарим тебе весь погреб!
Терпеть пришлось недолго - лицо цатта сначала покрылось испариной, потом помутнел взгляд. Губа опустилась. А ратник помоложе, что и весил поменьше, уже уронил голову на руки и замер за столом. Разомкнув ослабевшие руки, я вскочила, уверилась, что оба уже не могут мне мешать, сняла с них куртки и с трудом стянула сапоги. Вытащила из-за пояса со спины припрятанные веревки и стала вязать руки и ноги так, как показывала Анике. Даже если они очнутся раньше, чем придет смена, выпутаться они не должны. Уложив их под столом, я приникла к двери выхода и прислушалась - там было тихо.
Голова моя была ясной, и даже волнение не пыталось завладеть мной - цель всего моего пребывания здесь почти достигнута, и все подчинилось четкому порядку действий, не раз оговоренных с хозяйкой.
Два засова на первых дверях я еле сняла - они оказались довольно тяжелы. Быстро нашептала ошарашенным мужчинам, что нужно делать, и не издавать шума. Со вторыми и прочими дверьми мне уже помогли.
Спасибо полутьме, в которой я не могла видеть так ясно взгляда Аверса. Он кинулся ко мне, едва заметил, и я ответила ему коротким объятием.
- Надо бежать!
Отпрянув, не дав волю чувствам, я громким шипящим шепотом выговорила:
- Слушайте меня. Делать все, как я скажу! Оступитесь - погибните, наместник прибыл в замок и завтра вас ждет виселица!
- Говори, милая, говори, - радостно, но слабым голосом произнес один, - веди, куда скажешь.
Они все были заросшими, бородатыми. Столпились вокруг меня. Никто и не думал гнуть что-то свое. Один из них не мог наступить на ногу и товарищ поддерживал его, закинув руку на плечо. Различив среди семерых трех более молодых мужчин, я сказала:
- Вы идете первыми - там целина, и у калитки нужно хорошо раскидать снег, чтобы открыть. Там напрямую до леса. Аверс, - я запнулась, выдохнув, - помоги раненому, понесете его на спине по очереди. Сначала до калитки, потом до опушки, и так меняйтесь. Старайтесь сильно не уставать... пожалуйста. До лошадей нам идти долго. А ты, - я кивнула последнему, - возьми куртки и сапоги цаттов. У кого хуже обувь и одежда, раздели... До выхода чуть еще ждать нужно!
Я прильнула к двери, выжидая.
- У меня преданных много, - говорила Анике. - Как я скажу, так одна из служек с огоньком оплошает, и загорится у нас... да что-нибудь загорится! Хоть ненадолго, а лишние люди на задний двор не выйдут. Делом будут заняты!
Как я была благодарна Аверсу, что он не подходил ко мне больше и не касался меня. Даже не искал взгляда. Я лишь украдкой раз посмотрела в его сторону - крепко ли на ногах стоит, не болен ли вдруг, не падает от жара и слабости? Оружейник был как все - исхудавшим, но живым. И двигался без немощи, хоть и без прыти тоже.
Когда были готовы все, я первая вышла во двор, осмотрелась, а потом уже на воздух вышли остальные. Кто пошел к калитке, протаптывая путь, торопились. Разгребали занос руками, не жалуясь ни на холод, ни на спешку. Заледенелые, практически вросшие засовы, вынимали из петель в шесть рук. И калитку через снег наружу проталкивали в три плеча. И прорвались.
Дальше, к опушке - так быстро, как могли. Крестьянин, что не мог наступать на ногу, был и без сапога - ступня распухла, и он давно был босым. Чтобы не отморозиться, ему двое намотали свои рубахи на ногу, а сами бежали с куртками на голых плечах. Аверс нес хромого попеременно с другим, но когда выбрались на лесную дорогу, самый рослый из пленных сказал, что один его донесет хоть сколько. И я позволила.
Мы пошли быстро.
Дом лесничей был встречен возгласам радости. Собаки залаяли, но я, наученная, крикнула:
- Гать, шавки!
И они замолкли.
Трое пленных знали Анике, и, насколько я поняла, были из того самого сопротивления. А прочие, вместе с оружейником, попались по воле несчастливого случая - он искал меня, а остальные охотились вдалеке от селений на замковых угодьях. Объяснив, что шестеро должны уехать, а мы останемся, только один спросил "почему?".