Прокурор республики

"Повесить его!" - взвизгнул сухонький Пуришкевич, потрясая квадратной бородкой, и сквозь шум и сзист до балкона донесся надорванный хрип Родзянки: "благоволите... вы лишены слова".

Крыленко и Розмирович медленно шли по уже темным улицам в редакцию "Правды". Стоял ноябрь, но зима рано взяла свое. Ледяной ветер, налетавший с Невы, пробирал до костей. Сверху сыпалась мелкая колючая крупа - больно хлестала по лицу. Крыленио не чувствовал холода. Щеки горели от только что пережитого возбуждения, он сорвал с себя теплый шарф, засунул его в карман, распахнулся.

- Что ты?! - возмутилась Елена Федоровна. - Это же верное воспаление легких.

Крыленко покорно ждал, пока она пыталась закутать его в шарф и подбитое ветерком пальтецо.

- Тебе понравилась речь Романа? - спросил он, незаметно высвобождая шею из шерстяного плена.

- Нет!

- Я это заметил. По-моему, в последнее время ты стала к нему слишком пристрастной.

- Критичной не значит пристрастной.

- Допустим, - согласился Крыленко, придерживая рукой то и дело грозившую улететь кепку. - Но согласись, речь его была смелой и яркой.

- Не яркой. - Розмирович пыталась найти точное слово. - Пышной... Да, пышной. И дерзкой... Он бравировал бесстрашием, а по существу ничего не сказал.

Подразнил, покричал - и ушел.

"А ведь Лена права", - подумал Крыленко.

- Бывают речи более удачные, а бывают и менее, - возразил он, стремясь продолжить этот разговор.

- Дело не в удаче. Дело в линии. Ораторский дар от него как раз никто не отнимает, - Ей давно хотелось поделиться с Крыленко тем, что ее волновало, но она все сдерживала себя: речь шла о товарище, о человеке, облеченном высоким партийным доверием, не следовало спешить с подозрением даже в разговоре с близким другом. - Ты не замечаешь ничего странного в поведении Романа?

Крыленко знал слабости Малиновского: его честолюбие, заносчивость, хвастливость. Подчас из-за этого между ним и товарищами по фракции возникали конфликты. Но странности в поведении?!.

- Что ты имеешь в виду?

- Он стал слишком часто отлучаться из Петербурга...

Крыленко пожал плечами.

- Но это же естественно! Владимир Ильич все время напоминает: место депутата-большевика не в думских кулуарах, а среди рабочих. Мы стараемся, чтобы депутаты ездили как можно больше...

Розмирович нетерпеливо перебила его:

- А ты не заметил, что, как только он уезжает из Петербурга, начинаются аресты? Берут как раз тех, кого он знает.

От неожиданности Крыленко даже остановился.

- Значит, ты думаешь?..

- Я ничего не думаю, - поспешно сказала Елена Федоровна, - я только рассуждаю вслух... Когда этим летом меня задержали в Киеве... Словом, о моей поездке знал Роман.

- Не он один, - напомнил Крыленко.

- Верно. Но жандармам было известно, что я - Галина. И про Шотмана, к которому я ехала на нелегальную встречу. Не кажется ли тебе, что совпадений слишком уж много?

- А ты не боишься попасть в плен единственной версии? - ответил он вопросом на вопрос. - У этих совпадений могут быть разные причины.

- Бесспорно, - согласилась Розмирович. - Но и ты не спеши с возражениями. Слушай дальше. Эта история с арестом Свердлова. Ведь ясно же, что ктото его выдал. Можно по пальцам пересчитать всех, кто знал, что он в Петербурге. Тем более на какой точно квартире.

- Методом исключения нетрудно добраться... - подсказал Крыленко, но Розмирович снова перебила его:

- Именно так я и поступила. Остаются только двое:

Малиновский и Петровский.

- Петровский начисто отпадает! - воскликнул Крыленко.

- Разумеется. Значит?..

Крыленко молчал. Конечно, подозрения Галины серьезны. Но чувство доверия к товарищу, соратнику по партийной борьбе, было сильнее.

- У тебя есть что-нибудь еще? - спросил он.

Она ответила не сразу;

- Боюсь, это покажется мелким... Его загадочные визиты по вечерам... В сюртуке и штиблетах... Сначала я не обратила на эти визиты никакого внимания. Теперь они мне видятся в ином свете. И потом... Жизнь не по средствам...

Крыленко поморщился.

- Неужто мы унизимся до того, что будем подсчитывать, на какие деньги наш товарищ купил лишнюю сорочку?

Розмирович всплеснула руками.

- Ну что ты говоришь, какая сорочка!.. Жизнь каждого из нас на виду. Хорошо это или плохо - ДРУГОЙ вопрос, но факт остается фактом. Я знаю твои доходы, ты - мои. У Малиновских же бедность показная. Нарочитая. А самочувствие людей с достатком.

Разве не так?

Ему вспомнилась история с атласным одеялом, которой он было не придал значения. Теперь он мысленно добавил ее к перечню подозрений.

Узнать о предательстве друга всегда трагично. Трагично и больно, Но на этот раз шла речь не о личной трагедии. Малиновский занимал в партии один из крупных постов. Едва ли были такие секреты, которых он не знал. Или не мог бы узнать...

- Давай оставим этот разговор между нами, - предложил Крыленко. Надеюсь, ты ничем не выдашь себя перед Романом? А Ильичу надо сообщить срочно.

Пусть подумают и проверят.

В эту ночь Крыленко не мог сомкнуть глаз. Он лежал, подложив руки под голову, и снова перебирал в памяти те доводы, которые приводила Галина.

Иногда ему казалось, что фактов достаточно, что надо срочно предупредить всех товарищей, требовать партийного суда, сменить явки и адреса. Но он тут же останавливал себя, понимая, что улик, в сущности, нет и что полиции только на руку, если большевики начнут подозревать друг друга, если атмосфера товарищества сменится атмосферой сомнений.

Неужели Роман выдал Свердлова? Своего близкого друга... Но и другом, возможно, он стал не по зову сердца, а по приказу охранки.

Вспомнилась история этого ареста. Свердлов бежал из ссылки. Его могли переправить за границу, но он возражал: "Здесь, в Петербурге, я нужнее всего". Поддержал Малиновский. И предложил укрыть его у Петровских. "Туда не придут, - сказал он. - Петровский - депутат, его квартира пользуется неприкосновенностью. А разрешение на обыск может дать только Дума. Обсуждать будут день, а то и два, так что в случае чего успеем перебросить тебя в другое место".

Это было разумно. Свердлов согласился.

Его арестовали в ту же ночь. Без всяких разрешений. Не заботясь о том, у кого какая неприкосновенность. Ворвались - и увели.

Впрочем, и это не довод: Свердлова мог выследить какой-нибудь шпик.

Крыленко встал, зажег ночник. Разыскал стенограмму речи Петровского Григорий все-таки настоял, что выступит именно он. Прекрасная речь! "Уж не полагаете ли вы, господа, - бросил он в лицо Думе, - что ваша преданность правительству избавляет вас от слежки? Что полиции неизвестно, кто у вас бывает, где вы бываете, с кем встречаетесь и о чем говорите? Вся ваша жизнь проходит под неустанным наблюдением охранки, то есть тех как раз лиц, которые всегда набираются из самых гнусных подонков..."

Малиновскому эта речь не понравилась. Он разнес Петровского в пух и прах. Может быть, принял его слова и на свой счет?

Вопросов было множество, а ответов - ни одного.

Только сомнения. Но и это уже немало...

"Надо смотреть в оба, - подумал Крыленко. - И проверять, проверять..."

Смотреть в оба, однако, ему почти не пришлось.

Неделю спустя посреди ночи грубо забарабанили в дверь. Он проснулся и тотчас понял, что это за ним.

- Собирайте вещички, господин Крыленко, - распорядился жандармский офицер, пренебрежительно отшвырнув паспорт на чужое имя, который ему протянул арестованный. - Придется вашим подшефным подыскать другого законника... - Пошевелил усами, брезгливо скривил губы. - Товарищ Абрам.

ПОБЕГ

В невзрачном двухэтажном домике на Сумской улице, в угловом окне на втором этаже, свет не гас иногда до рассвета. Крыленко готовился к экзаменам. Он поставил перед собой задачу: за считанные недели сдать экстерном полный курс юридического факультета. Сначала ему самому она показалась недостижимой.