Страница 68 из 138
– Да, с учениками. С теми, кто был ночью, и кто уцелел. Или уцелеет. Тело может быть живо, а душа уже в плену у демонов. Вот потому она тоже проведет ритуал. – Ответил Эфтан.
– Нам не помешает? – спросила Фло.
– Нет. Мастема свое забрал. Теперь только остались мы и они. Мы с Фотинной в хороших отношениях, вредить друг другу смысла нет. Ритуалы проведем каждый – свой.
– Сегодня ночью Алайнна и Диндра будут в поезде. И, быть может, не доедут… – зловеще сказал Эфтан.
Мне бы не понравились его слова, но мести с их стороны я тоже не хотела.
Тетрахромбиул взял скрипку.
Ну-ка, вспомним гимн Великой Матери?
И принялся смычком извлекать из струн инструмента бодрую музыку. Первые аккорды были многообещающими[1].
И Тенебриус тихо и торжественно заговорил:
О Кали! Ты любишь земли для всесожжения
И я оставил свое сердце в одном из них,
Что бы Ты могла танцевать в нем беспрестанно.
В этот же момент Лайма начала напевать, а Фло и Зухра присоединились:
Джеи Маха Кали, Джеи Ма Калика
Кали Мата, намо нама
Кали Мата, намо нама
Тенебриус продолжал:
О Матерь! Мое сердце больше ничего не желает!
Пламя погребального костра горит там.
И снова трио повторило несколько раз, словно действительно звучали заунывные голоса плакальщиц на похоронах:
Джеи Маха Кали, Джеи Ма Калика
Кали Мата, намо нама
Кали Мата, намо нама
Закончил это торжество Тенебриус хриплым голосом, восклицая:
Джей Калика! Джей Кали!
В твоей левой руке ключ к бесконечной победе
Маха Кали, к нам прииди!
Джей Калика! Джей Кали!
Махапралайя освободит наши души
Маха Кали, к нам прииди!
Эфтан зачехлил скрипку.
Ну вот, немного и подготовились к сегодняшней ночи Йултада.
– Сейчас найду некоторые наши заклинания и молитвы, и мы направимся к Фотинне.
Он отнес футляр с инструментом в кладовку, затем удалился в свою комнату.
* * *
– Нашел. Собираемся.
Мы оделись, взяли снаряжение.
Зухра поцеловала Эфтана в щечку, грустно посетовав: Опять на ночь нас покидаешь. Хоть завтра вернись домой.
– Не грусти, дорогая! Завтра как штык буду и больше не уйду. И помни! Все мои гимны и стихи – посвящены тебе.
Зухра, вытерла слезу с щеки и закрыла за нами дверь.
* * *
– А Вальдемарт так и не пришел. Интересно к Фотинне придет? – спросила Лайма, – она же ждет гостей.
– Кто его знает. Но что не пришел правильно, – ответил Тетра.
– Я точно видела. Они хотели сожрать его душу. Просто принести в жертву душу и нет человека, – произнесла Лайма.
– Тогда других жертв не было бы. – Сообщил Тетрахромбиул. И добавил, – наверное.
Воцарилась небольшая пауза. Мы молча шли, протаптывая тонкий слой снега.
Эфтан абд Тетрахромбиул еще что-то пытался с присущей ему жизнерадостностью рассказывать про архетипические образы города Хувал, древних божков этой местности, фаллические и физические (старательно выговаривая «ф» как «пф» в немецком говоре) символы оных, но дальнейшая часть рассказов его мне уже не запомнилась.
Мы ехали подземными дорогами, трамваями, извозчиками. В середине пути Лайма нас покинула, обещав, что все-таки еще встретится с нами завтра.
– Ты разве не поедешь с нами? – удивилась я.
– Нет, мне совсем в другую сторону.
Тем не менее, она дождалась, пока подъедет наш вагончик. Мы быстро взобрались по лесенке в салон. Лайма помахала нам рукой, после чего направилась к противоположной платформе.
Смутно помню, как мы добирались. Вот уже идем по сельской местности. Покрытые снегом крыши одноэтажных домов с верандами, заборы, где-то лают собаки, за изгородями – обнаженные стволы садовых деревьев, убеленные снегом, кое-где ели.
Знакомая, милая моему сердцу обстановка. В отличие от высоких зданий города.
– Деревня? – спрашиваю я. – Как в Зниче.
– Нет, это тоже Хувал. Удаленный закуток, где сейчас обитает Фотинна. Впрочем, знаешь, Знич тоже не всегда считался деревней. Такой же древний город, скажем, как Хувал или Черноград.
Дверь открыла незнакомая девушка.
– Вы к Фотинне?
– Да.
– Проходите, пожалуйста.
За прихожей следовала кухня, из которой дверь вела в зал, который тоже был проходным. Его Фотинна и занимала.
– Рада, что пришли. – Поприветствовала она нас.
И мне показалась, что она была более теплой, более человечной что ли (несмотря на все отрицание ими такой вещи, как «человечность»). В отличие от общения с Алайнной и Диндрой я не чувствовала от нее холода и пустоты.
– Садитесь, отдохните, или можно на кухню пойти, перекусить.
Я присела на диван, он был разложен, сняла рюкзак. Прилегла, раскинув руки. Хорошо. В комнате царил приятный полумрак. Зал оказался весьма просторным: диван у стены, напротив него, на достаточном отдалении стол, как раз между двумя окнами. В торцевых стенах – двери. Одна – на кухню, другая – в соседнюю комнату.