Элина и Орбус

Может хорошо, что все-таки не стала вызывать Валентина? Может повезло, что я не сумела сделать? Не хотелось бы видеть его таким… холодным и жестоким. Валентин был теплым, добрым, заботливым, и даже сейчас хранит меня, в снах, видениях и с помощью амулетов. Я прижала кулон к груди, от него расточалось нежное тепло. Мне казалось, что Валентин не просто прощал меня. Я чувствовала: он даже не сердился, и наоборот, благодарил, что я не воспользовалась таким темным способом. Но Тенебриус – не Валентин. Этот был доволен.

И все же мне кажется, я еще встречу Валентина. Верну. Но только по нормальному. Без всей этой черной магии.

* **

– Меня Элина зовут, – подошла я к Тенебриусу познакомиться первая. Остальных то он, наверное, знает.

– Элина? Очень приятно. А меня Тенебриус. Можно Тенебрий. Или даже Тенебр. Как угодно.

* * *

Мне показалось, что дурманящий дым развеялся, и видения прошли, как дурной сон. Только остались мы, в этом ночном лесу, каждый – со своей думой. Но было и то, чего нельзя забыть.

Ощущалось тягостное напряжение между участниками. Они выглядели озлобленными.

У Хорста продолжалось кровотечение на запястье, которое Диндра, будучи лекарем-фельдшером, безуспешно пыталась помочь остановить.

Среди нас появился Тенебриус.

И, что самое, интересное, все были живы. Даже тот, чья душа была сожжена демоном. Он не говорил, ничего не делал, не выражал никаких эмоций. Но выглядел, как живой.

Да и Тенебриус – я так и не поняла, вернулся ли он на самом деле, или этот участник ритуала был изначально Тенебриусом, потерявшим память. Или действительно дух вселился в безвольное тело неизвестного мне человека?

Притащили и разложили бревна, присели вокруг костра, подкладывали в огонь ветви.

Эфтан жарил на шампурах сардельки.

– Сосиску будешь? – участливо предложил мне.

Я отказалась. Более того, еще и подивилась, как так можно.

Вроде ритуальный костер, такие страсти, а они на нем жарят шашлыки. Но ничего не стала говорить.

– А чего ждем? – зачем-то спросил Тенебриус у Эфтана.

– Утра. Трамваи не ходят, – ответ был лаконичен.

Я замерзла. Флорентина, Лайма, Тенебриус то бродили кругами, то снова садились и грелись у костра. Теплые искры огня поднимались высоко вверх. Лес стал сереть: приближалось утро.

Каждый взял свои пожитки, мы затушили костер, и направились в обратный путь. Вскоре вышли к парковым дорожкам, но и они были присыпаны ночным снегопадом.

Темнота съедала просветы среди деревьев. Звезды все еще маячили на небосводе, но тучи-облака, плывущие по беспокойному небу, то и дело, затушевывали то один, то другой узор созвездий, слепя взор небесных богов. Было промозгло, хотя и безветренно. Холод медленно проникал сквозь все слои моих одеяний до самой кожи. Хотелось быстрее закончить путешествие и оказаться в теплой купели. Или постели.

Тучи таки съели луну. Небо окрасилось в темно-серый. Благо, мы подходили ближе к городу, и фонари расцветили ночной лес хоть какими-то красками. Снег серебрился пронзительными блестками, то там, то сям над белым ковром возвышались голые остовы высоких трав и травянистых кустарников. Чернели деревья, распростершие ветви, увитые серебристым инеем. Небо оставалось темным, гнетуще-черно-синем. Звезды исчезли с небосклона, а тучи придавали ему очертания мутной бездны. Лишь вдали, у края горизонта, над верхушками леса облака казались чуть жизнерадостнее, чем остальные. Только одна звезда сиротливо осталась висеть на небосводе, но вскоре погасла и она.

В один миг все фонари потухли. Погасла и магия предрассветного часа, потому как в естественном освещении все казалось слишком унылым и серым. Но я заметила, что и темно уже не было. Очертания деревьев, дороги, облаков, неба казались уже не темными, хотя еще и не прояснились вместе с нарождающимся днем: все казалось светло-серым, но далеко не пронзительно белоснежным, как тому подобает зимнему пейзажу солнечным днем.

Дорожка, по которой мы ступали по одному, была уже утрамбована.  Я не преминула возможностью вспомнить озорное детство и похрустеть снегом, наступая на плотные снежные берега вдоль стежки-дорожки. Снег, спрессованный в твердый и плотный наст, трескался и хрупкал под весом моих ступней.  Это было забавно, но далеко так идти я бы не смогла и вернулась на прочную стезю уже проторенной тропинки.

Пятнышко тусклого света на востоке превратилось в набирающее силу алое зарево. Рождался новый день. Пространство вокруг наполнилось новыми красками, стало светлее и пронзительнее.

Вот черные остовы деревьев, убеленные снежным налетом, как будто украшенные серебряной бахромой на Йултадский праздник. 

Березы фонтанами тонких струй, ажурными россыпями плачущих ветвей восхищали меня своим стройным зрелищем.

Вот молодые ели, чья темная хвоя была увита тягучими лавинами снежных россыпей.

Жаль, что и эти места скоро застроят. Когда-нибудь уже не будет всей этой красоты.

Слышался крик ворон, редкий лай собак. Раннее-раннее утро.

Мы вышли за ограду парка. Но ждать первого трамвая еще долго. Мы ходили туда-сюда, чтобы не замерзнуть.

Эфтан абд Тетрахромбиул о чем-то переговаривался с Тенебриусом, Лайма с Флорентиной. Мне же очень хотелось спать. На все попытки поговорить со мной я реагировала вяло.

Флорентина что-то спросила меня, но я даже не разобрала что. Похоже она обиделась.

Вдали показался вагон канатной дороги.

* * *

Как только мы расселись, сон сразу же попытался взять свое. Диндра прикорнула на Алайнне, Фотинна прилегла на плечо Эфтана. Флорентина о чем-то пытались общаться с Тенебриусом. А я сидела рядом с Лаймой только и думая, как бы все-таки не уснуть. Не хорошо это спать сидя…