Элина и Орбус

– Жертвенник. – сказала Флорентина. – Используется для ритуалов и сейчас.

– Это здесь мы будем проводить ритуал? – спросила я.

– По-хорошему, на нем. Или, хотя бы на лысой горе, – ответила Флорентина.

– Нет, не здесь. – поправил Эфтан. – Только там, где и в прошлый раз, но с Тенебриусом. Благо и Алайнна не хочет менять место ритуалов.

Мы направились к черным остовам деревьев.  Какие-то стояли совсем обнаженными, другие, с более толстыми ветвями, были приодеты снегом. Наш путь пролегал по недавно протоптанной тропке. Кое-где до сих пор висели пожухшие листья. Красные ягоды рябины, источник пищи для птиц, заботливо уготованный природой, оказались не единственным, что украшало ветви, давно уже покинутые листвой. На одном из высоких деревьев в ветвях скрывались шары, словно гнездовья птиц.

– Вот это гнезда! – воскликнула я.

– Это омела. – пояснила Флорентина. – Растение такое. Ее используют в магических целях в праздник Йултада, из ее ягод варят клей, а из листьев – целебные отвары, которые заживляют раны. Еще с помощью нее можно находить клады, читать мысли других людей, открывать и закрывать порталы в другие миры.

– Нам нужны ее листья, чтобы проникнуть на Орбус? – спросила я.

– Нет. Ах, если бы все было так просто. Туда ключик похитрее запрятан.

Я пристально посмотрела на дерево, пораженное Омелой, и теперь разглядела, что в ветвях скрывались вовсе не гнезда, а зеленые кусты. И это зимой!

– Кстати, не хочешь поцеловаться? – Игриво предложил Тетра.

– Если девушка оказывалась на Йултад под Омелой, по древнему обычаю, ее мог поцеловать любой, не спрашивая! – заявила Флорентина.

В ответ я картинно посторонилась от пораженного дерева, хотя мы были сравнительно далеко. Мне вовсе не хотелось целоваться с этим грузным Тетрахромбиулом.

– Скорее с Флорентиной соглашусь, чем с тобой! – высказала я свое мерзкое «фе» Эфтану. (А вот если бы был бы рядом Валентин, уж его я сама, уж точно, затащила бы под Омелу!)

– Да не бойся. Есть мне кого целовать. – Весело ответил он. – А если серьезно, то в народе омелу зовут именем «дурноплет». Растение-паразит, собственных корней не имеет, выкачивает из дерева все соки. – Объяснил Тетрахромбиул.

Дерево и правда выглядело слабым, ветви поредели, зато как на них кустились шары омелы! Их, казалось было слишком много.

Послышался собачий лай. В нашу сторону, со стороны башни, мчалась собачья стая.

– Да уж, а вот и неприятности… – произнесла я.

Тетрахромбиул снял рюкзак и, держа его одной рукой, другой шебуршил в нем, видимо, пытаясь лихорадочно найти мощное оружие.

Этим оружием, которое, вскоре достигло своей цели, оказался кусок булки. Насытившись, псы завиляли хвостами, и, казалось, стали нашими друзьями.

– Ну, все, поели и хватит. Нечего за нами бежать, а то еще сами будете трусливо улепетывать от зубастых призраков. – Скомандовала им Флорентина.

Не думаю, что собачки поняли сказанное, но отстали от нас и умчались в неизвестном направлении.

– Так просто! – восхитилась я подвигу Эфтана. – А тех собак, которых вы уничтожили, когда я вас настигла, тоже можно было так усмирить, и они виляли бы хвостами? – спросила я Флорентину.

– Нет, так бы не получилось. Это были зараженные демонической инфекцией животные, им бы уже ничего не помогло. – ответила она.

Мне расхотелось больше поднимать этот вопрос. Но, похоже, у Эфтана, было совсем другое мнение:

Поговаривают, что эта гора в давние времена была пристанищем волкодлаков. Оборотни собирались на Эостару и Мейбон, на горе, а возглавлял собрание могучий колдун, Лесной Заступник. В самую полночь он разжигал на горе огненный круг и волки, что входили в черту огня, оборачивались людьми. В человеческом облике они праздновали торжество. Эостару – весной, Мейбон – осенью, а под утро, когда пламя огненного круга угасало, снова обрастали шкурами и расходились по лесам, окружающим гору… До следующего праздника.

– А откуда они взялись, оборотни? – спросила я.

– Со старых времен, еще. Как писал Летописец, Всеслав-князь людям суд правил, князьям города рядил, а сам в ночи волком рыскал: из Хувала дорыскивал до Тьмутаракани, до пения петухов, что великому Хварсету волком путь перерыскивал[5]. – ответила Флорентина.

– Но однажды, литовский князь, до которого доносились слухи о бесовском разгулье на горе, решил положить этому конец. – Продолжил Эфтан. – Во время празднества оборотней окружили, те сопротивлялись яростно, но были жестоко перебиты. Воодушевленный князь, уверенный в своей безнаказанности, воздвиг каменный замок с башней, и стал там править. Но однажды появились слухи, что вокруг замка бродит волчья стая, и во главе ее – особо крупный, матерый вожак. Охотники вооружались арбалетами и стрелами с серебряными наконечниками, прочесывали окрестности, но не могли напасть на след.

Но зато Лесной Заступник, а это был он, напал на след дочери князя, прекрасной черноокой княгини. Та, возвращаясь с прогулки, обронила платок, который затерялся в осенних листьях. Конь, несший ее, мчался быстро (Прямо, как мой Мангольд – подумала я), и княгиня не заметила пропажи. В полнолуние, рыская по округе, выслеживая злейших врагов, вожак волков нашел кусочек белой ткани с инициалами владелицы и фамильным гербом ее рода.

Ночью в замке состоялся бал. Гости в праздничных масках, бальных костюмах и перьях безмятежно развлекались. И лишь княгиня, вопрошая о возлюбленном у гадалки, удивилась, почему на карте Таро, что выпала на ее вопрос, изображен человек с головой волка, идущий к башне в свете затменной луны. Тем временем, скрыв взгляд, полный огня, за бархатной черной маской, оборотень по ступенькам зашел в замок. Он искал владелицу платка, стараясь почуять ее по запаху среди наполнивших бальную залу людей. Но княгини там не было. На улице, под осенним дождем она молилась о любви у статуи ангела, не боясь ни за прическу, ни за свое дорогое красное платье. Вот тогда к ней подошел обворожительный мужчина, и в свете полной луны коленопреклоненно просил ее руки и сердца.