Мир в моих руках

Эта гадина заперла меня в ванной, ещё и свет выключила. И я, дрожа от холода и ужаса, несколько часов просидела в темноте. Пыталась кричать, но на меня стали материться она и её муж. Выползли её сыновья спросить «чё там разорались?». Это была моя квартира, точно моя! Но там почему-то уже жили чужие люди, и они считали нашу с мамой квартиру своей.

Уже утром доехала милиция. Сонный рыжеволосый милиционер включил свет в ванной, ослепив меня, потом открыл дверь. Первые мгновения я щурилась, ослепшая от внезапно хлынувшего света. Потом, увидев милицию, зарыдала и кинулась к мужчине в форме, стоявшему впереди. Обняла его и заревела. А он… он грубо схватил меня за ухо, страшно его дёрнул и стал орать, чтоб я говорила, кто я и кто меня подослал.

Я вырывалась, кричала, что это мой дом, что его украли, извиваясь, тыкала рукой в сторону той склочной страшной женщины, та материлась и орала, что я чокнутая.

Неожиданно второй милиционер, постарше, с молодым лицом, но с седыми прядками среди тёмно-русых волос, с морщинами, разрезавшими лоб, сам схватил молодого напарника за ухо, дёрнул, отвлекая от меня. Мучитель выпустил меня, а я, рыдая, упала на колени.

Это был кошмар. Какой-то жуткий кошмар. Я же вернулась домой! Это был мой дом! Но почему нету мамы? Почему тут сохранилась наша мебель? Куда исчезли картины, которые нарисовала мама? Что случилось с моим домом, с моим миром? Почему эта тварь говорит, что это не мой дом?!

Милиционер, рано начавший стареть, оттолкнул своего страшного напарника, опустился на колени возле меня, притянул к себе. Я вырвалась, он что-то говорил, прижимая меня к себе всё крепче и крепче…

Я не сразу поняла, что меня ласково называют, обнимают и осторожно, неумело, гладят по волосам. Позже я затихла. Он поднял меня на руки, прижал к себе, шепнул, коля моё ухо щетиной:

- Мы разберёмся!

Велел той тётке подать нам тёплого чая с чем-нибудь сладким. Она разоралась, мол, её обкрасть пытались, а милиция требует чаю?! Я стала орать, что это она воровка, что они все воры, украли мою квартиру и… и убили мою маму. Иначе куда она делась?!

Вздохнув, старший милиционер одной рукой придерживал меня, а другой долго пытался вытащить из кармана штанов кошелёк. Вытащил, протянул хозяйке.

- Возьмите. Сколько там стоит печенье и пачка чая? У меня, видите, руки заняты.

Та почему-то затихла и послушалась.

- Феликс, звони Илье Валерьевичу, - приказал мой нежданный заступник молодому, - Скажи, что мы нашли девочку. Надежду Соколову. Дело об исчезновении троих человек, помнишь?

- Это когда пропали молодая женщина, её дочь и мальчик? – заинтересовался тот.

- Да. Они самые.

Отчаянно дёрнула державшего меня за ворот:

- Мама… где моя мама?!

Мужчина тяжело вздохнул и тихо признался:

- Мы ещё не нашли её.

- К-как?! Она умерла? – я шмыгнула носом, - Её больше нет? – слёзы потекли по щекам, я вцепилась в его пиджак, отчаянно рванула за ворот, - Где её могила? Кто убил мою маму?!

- Прости, но… мы ещё не знаем, - грустно сказал мужчина, - И, увы, не всех, пропавших без вести, находят. Кстати, где ты была эти девять месяцев?

- Я… сколько месяцев?!

- Примерно девять месяцев прошло, как мы получили заявку от отца того мальчика, что его сын пропал. Так, Феликс? – он обернулся к молодому напарнику.

Тот растерянно глянул на меня, потом полез в карман за блокнотом, зашуршал страницами. Мы напряжённо выжидали.

- Девять месяцев и два дня, если быть точнее, - уточнил парень, - Но это, если считать с заявления отца Кирилла. А пропажу Надежды и её матери, Веры Соколовой, обнаружили немного позднее. Точно не помню – я тогда в реанимации валялся.

- К… Кирилла?

- Ты его знаешь? – нахмурился рано поседевший.

- Ну… мы вместе учимся. В одном классе.

- Он был с тобой? – как бы между прочим уточнил старший.

- Ну…

Голова жутко заболела, так что я не удержалась от стона. А потом скрутило низ живота. Будто кусок мяса оттуда выдрали.

Я очнулась лежа на диване. На мамином диване. Только часть вещей в комнате почему-то были другими. Надо мной склонились два милиционера. Поодаль стояла незнакомая тётка, держащая в левой руке чашку с эмблемой известного кофе, в другой – батон, намазанный ореховой пастой.

- Сильно болит? – участливо уточнил милиционер с седыми прядями и морщинами на ещё не старом лице.

- Нет… - я попыталась сесть – он тут же помог, пододвинул под меня подушку.

Ту, на которой мама вышивала кролика. Для меня.

Увидев подушку, я вцепилась, обхватила её руками и зарыдала.

- Мама! Мама!

- Мы постараемся её найти. Правда, постараемся, - заботливый милиционер опять неловко и, как будто даже робея, гладил меня по голове, - Кстати, кушать хочешь? Чай, правда, остыл…