Страница 8 из 13
В человеке заложены добро и гуманность, образующие его природу. Гуманность есть основа человеческой натуры. «По натуре люди близки между собою, но по привычкам далеки» – говорил Конфуций. Гуманность, как этический принцип, производит все другие добродетели – долг, справедливость («и»), сыновья почтительность («сяо»), уважение к старшим («ли»).
Музыка. Конфуций полагал, что разрушение традиции – причина многих социальных бед. Следование ритуалам обогащает и закаляет хороший характер. Музыка не состоит из простых ударов по барабанам и звона колокольчиков, и музыка, и церемонии происходят и создаются благодаря особому состоянию ума. Ритуал – состояние богобоязненного почитания, а музыка – счастье и гармония.
Сам философ не только произносил мудрые изречения, он еще и пел, подыгрывая себе на цине – струнном щипковом музыкальном инструменте. Он был абсолютно убежден в важности музыки: «Человек должен быть вдохновлен поэзией, сформирован ритуалами, усовершенствован музыкой». По Конфуцию, музыка не только отражает чувства человека, но и формирует его характер. Так происходит потому, что гармония, составляющая саму суть музыки, находит путь в самые потаенные уголки разума и души.
Музыка происходит из самых дальних глубин нашей души и достигает их же, а хорошая музыка позволяет врачевать, возвращая утраченные спокойствие и порядок. «Таким образом, выдающийся человек пытается создать гармонию в человеческом сердце восстановлением истинной природы человека и старается использовать музыку как средство к улучшению духа человека. Когда музыке это удается и она ведет народ к истинным идеалам и верным устремлениям, мы можем видеть, как появляется великий народ». По Конфуцию, обучение музыке было самым эффективным методом для воспитания нравственного человека и сохранения общества в спокойном и добродетельном состоянии.
Даосизм. Основатель этого философского направления Лао-цзы (ок. 604 до н. э. – ?) считал предельным выражением всеобщей закономерности функционирования вселенной «Великое Дао», которое есть «истинная сущность» человека.
«Не-деяние», т. е. естественная и спонтанная реализация своей «истинной природы», было основной целью и в то же время главным методом («путем») даосской практики психической саморегуляции, и поскольку, как считали даосы, к деянию человека побуждают обуревающие его страсти, освобождение от страстей рассматривалось даосами как непременное условие постижения Дао. «Появившись на свет, люди не могут обрести покой из-за четырех дел («ши»): первое – достижение долголетия, второе – достижение славы, третье – достижение места (т. е. чиновничьей должности), четвертое – достижение богатства» – говорится в «Ян-чжу». Идеальный тип личности определяется в даосских трактатах как «совершенномудрый», «отрешившийся от дел», «не имеющий страстей и желаний».
Путь к совершенству. Речи о Дао ничего не обозначают и не описывают; они намекают и побуждают к действию. Мудрость Дао – это только правильная ориентация в жизни, до конца осознанное движение. Все подлинное в жизни реализует себя в превращении, в пределе своего бытия: все наличное «находит себя» в отсутствующем; свет загорается во мраке; жизнь обретает свою полноту в смерти и благодаря смерти. «То, чем порождается жизнь, есть смерть», – говорит Лао-цзы.
Совершенствование в Дао всеобъятно и не знает изъяна: его можно и должно осуществлять одновременно на всех уровнях, во всех измерениях нашего физического и духовного бытия. Но мало сказать, что претворение Дао есть своего рода «универсальная практика», имеющая параллели во всех планах нашего опыта. Это ещё и сокровенное средоточие нашего жизненного мира, в котором непостижимым для стороннего наблюдателя образом проницают друг друга и сплавляются воедино противоположности, полярные начала жизни. Чжуан-цзы утверждал: «О Дао можно рассуждать, но его нельзя потрогать, его можно постигать, но его нельзя видеть. Дао – корень и основа самого себя. Оно было прежде неба и земли, и оно существует вечно».
Человек – это микро- и макрокосм: одно существует в другом. «Человек пребывает в дыхании, а дыхание в человеке». Тот, кто уподобился «телу Дао», не делает различия между собой и другими. Таково состояние первозданного Хаоса или Беспредельного («у цзи») – неопределенной, непостижимой, вечнотекучей целостности бытия, не имеющей ни формы, ни идеи, ни начала, ни конца.
Возвращение к неизбывной, но вечноотсутствующей полноте (пустотной) бытия всегда было главной целью даосского совершенствования.
Буддизм, проникший в Китай, согласно наиболее общепринятой точке зрения, в I в н. э., подвергся интенсивной китаизации, в результате чего возник целый ряд школ китайского буддизма. Школа китайского буддизма чань (яп. «дзэн»), возникшая на рубеже V–VI вв. н. э., считается одной из самых китаизированных школ.
Буддизм распространялся в китайском обществе и достиг наивысшего расцвета в эпоху Суй-Тан (581–907 н. э.). Основателем чань-буддизма считается Бодхидхарма (кит. Дамо, яп. Дарума), прибывший в Китай из Южной Индии в период Южных и Северных династий. Однако расцвет учения связывают с деятельностьюХуэй-нэна (638–713 н. э.), шестого патриарха и основателя южной ветви течения.
Чань-буддизм принес на китайскую почву немало нового, и в первую очередь концепцию внезапного «озарения», означающего постижение человеком собственной истинной природы, что равносильно его превращению в Будду, а также методы психофизической тренировки, связанные с регуляцией дыхания.
Выдающиеся чань-буддисты использовали в своей практике парадоксы и притчи. Так, в знаменитой «Алтарной Сутре» чаньского патриарха Хуэй-нэна, основателя Южной школы чань, приводится следующий эпизод: «Однажды, обращаясь к своим ученикам, Хуэй-нэн сказал: «Уменя есть нечто, не имеющее ни головы, ни имени, ни названия, ни переда, ни зада. Знает ли кто-нибудь из вас, что это такое?». Шэнь-хуэй (один из его учеников), выступив вперёд, сказал: «Это источник всех будд и природа будды Шэнь-хуэя!» Хуэй-нэн возразил ему: «Я уже говорил вам, что оно не имеет ни имени, ни названия, но ты все-таки называешь это «источником будд» и «природой будды». Даже если ты уединишься в соломенном шалаше и будешь совершенствоваться дальше, то все равно останешься второразрядным чаньским наставником».
Сверхзадачей всей системы чаньской практики была не передача идей или понятий как таковых, а воспроизведение определённого состояния сознания, и чань-буддисты считали, что на высшей стадии этого процесса вербальные тексты играют негативную роль, здесь вообще все интерпретации приобретали весьма относительное значение, независимо от того, в термины какой традиции они облекались. Хуэй-нэнь говорил: «Человек, который зрит свою истинную природу, свободен всегда и везде, в любой ситуации… Ничто не связывает его, ничто не мешает ему… Он прибегает к многообразным формам самовыражения, но никогда не отходит от своей природы».
Дух китайской философии можно определить как меланхолический оптимизм (радикальные преобразования вредны, жизнь должна проходить в следовании мере, а это вполне выполнимо).
Самосознание философов Китая отличало то, что они не выделяли философию из системы знания: конфуцианцы были чиновниками и учителями, а даосы – медиками, алхимиками, астрологами.
Так же как в Индии, философские школы возникали вокруг личности Учителя или его ближайшего преемника (школа Кун Фу-цзы и Мэн-цзы и Чжуан-цзы; школу имен возглавляли Хуэй Ши, Гун сунь Лун, Дэн Си-цзы; моистскую школу основал Мо Ди). Форма пропаганды идей была по преимуществу устная, хотя многие из патриархов школ сами фиксировали свои идеи для их более последовательного изложения или это было сделано их ближайшими учениками (Конфуций «Беседы и суждения», Лао-цзы «Дао дэ цзин», Цзоу Янь «Книга истории», Ван Чун «Критические суждения»). Это определило жанры философской литературы: трактаты, афоризмы, поучительные диалоги.