Страница 2 из 15
Начальственный сапог. Можно на носителя такого сапога не смотреть. Глянь только на сапог и опусти глаза долу - перед тобою ба-а-а-альшой начальник. А еще можно в таком сапоге свое отражение уловить.
Увидела она себя в сапоге. Поначалу даже не сообразила, кто это там синяками изукрашен, кто это ртом разбитым кривит. Потом узнала. Мысли в голове ее идут одна за одной медленно - медленно. Точно караван верблюдов в пустыне.
Интересно, каков он на вкус, этот сапог?
И вдруг запах сапога стал ее злить. Вскипая, внутренняя глубинная ярость подступила к горлу и даже слегка вырвалась еле слышным рыком. Лицо ее на песке. Никто не смотрит в ее лицо. А если бы посмотрел, то отшатнулся бы, увидев, как легко и просто с современного человека, с худенькой девочки сошли легкие наслоения тысячелетий цивилизации и осталась неандертальская девочка-людоед со страшными синими глазами. Мгновенье назад была комсомолочка с белыми косичками. Стала девочка-зверь. Взревела она ликующим победным рыком и, разогнувшись могучей пружиной, бросилась на сверкающий сапог, охватывая обеими руками.
Она бросилась, как бросается удав-змееед на трехметровую королевскую кобру:
накрывая жертву сразу и полностью. Она бросилась с тем клокочущим в горле ревом, с каким юная львица бросается на своего первого буйвола. Она знала, как ломать человеческие ноги: левый захват и толчок плечом ниже колена. Человек редко распределяет равномерно свой вес одновременно на обе ноги. Чаще переминается с ноги на ногу, перемещая нагрузку с одной на другую. И важно броситься именно на ту ногу, на которую в данный момент большая нагрузка.
Ей повезло.
А еще важно, толкнув под колено плечом туда, где нервов узел, всем своим весом удержать вражью ступню на земле. Если удастся - минимум один перелом гарантирован.
Веса в ней немного. Но техника...
Ступню его она на земле удержала, и потому у самого ее уха в полированном голенище затрещали, ломаясь, кости. Он валился назад с протяжным воем. Она знала, что внезапная потеря равновесия - одна из двух основных причин панического страха. Он был сокрушен. И не боль ломаемых костей, но страх был, причиной его воя.
Ей бы в этот момент броситься еще раз. На лежачего. На горло.
Горло она бы перекусила.
Но не подумала о горле.
Ей ненавистен был сапог, и именно в него она вцепилась зубами.
Туда, где чуть заметные складочки.
Ей больше не надо беречь свои зубы. Жизнь ее уже отбивала последние мгновения.
Потому мысль - не о своих зубах, но о сапоге, который она должна не только прокусить, но растерзать, разметать вместе с кусками мяса по весеннему лесу.
Рот ее кровью горячей переполнило. Только не знала: его это кровь или собственная.
Ее били Но удары эхом в теле. Без боли. Так бывает, когда на телеграфном столбе сидишь, по которому лупят кувалдой: столб дрожит, а тебе не больно.
Потом снова была звенящая тьма.
Потом она вернулась из тьмы. Но уже не свирепой неандертальской красавицей, но комсомолкой Настей Стрелецкой. Настей Жар-птицей.
Ее тащили к яме. Она знала - на исполнение. Она смеялась над ними. Она знала, что победила Правило старое: хочешь легкой смерти - целуй сапог. Не хочешь целовать - смерти легкой не получишь. Они не сумели заставить ее кричать. Они не сумели заставить ее целовать сапог, и все же она отвоевала себе право легкой смерти. Она победила их. Она знала это. И они знали.
Ее тащили за руки, а ноги - по песку. По кочкам. По ямкам. По кореньям.
Разинула пасть могильная яма. Посыпались в яму комья мокрого белого песка из-под яловых сапог исполнителей. И увидела она разом всех тех, кого, расстреляли сегодня. Теплых еще. Парит яма, отдавая весне тепло человеческих тел.
Много в яме. До краев. Все мертвые глаза разом на нее смотрят.
На живую.
Пока живую.
У гнули ей голову над ямой. Рассматривай содержимое. И корешки сосновые рассматривай, и лопаты на отвале песка, и головы, головы, головы с раскрытыми ртами, с высунутыми языками, с полуприкрытыми теперь уже навеки глазами.
И не думала она, не гадала, что уйти из этой жизни выпадет под звуки бессмертного вальса "Амурские волны". Но выпало так. Где-то далеко-далеко за березовой рощей, за лесным озером тихо струилась мелодия. И никто не слышал ее А она слышала.
Она знала, что это именно та мелодия. Что это для нее. Что вальс гремит и зовет ее не уходить. Но она-то знала, что пришло время уходить. Уходить в кучу переплетенных мягких тел. Уходить из одуряющих запахов весны в запах спекшейся крови, в запах мясной лавки, в запах мокрого песка и сосновых корней.
А ведь все для нее так славно начиналось. Впрочем, и завершается неплохо: не забита сапогами, но расстреляна.
Расстреляна.
Главное в жизни - умереть правильно. Красиво умереть.
Всем хочется красиво жить. Но каждому все остальные мешают жить, как хочется.
А умереть красиво никто не мешает. И этим надо пользоваться. Но мало кто пользуется. А она возможностью умереть красиво воспользовалась. И удалось. А время остановилось. Застыло. Потом пошло вновь медленно-медленно. Над правым ее ухом лязгнул пистолетный затвор. Этот лязг она узнала: "Лахти Л-35".
И грянул выстрел.
А начиналось все так славно...
ГЛАВА 1
Началось все с того, что построил инструктор Скворцов парашютную команду и сказал: "Здрассте".
- Здрассте! - девоньки хором.
- Умеет ли кто танцевать?
- Гу, - девоньки весело.
- Все танцевать умеют?
- Гу, - ответили девоньки. Без перевода ясно: как не уметь!
- Ладно, - инструктор Скворцов говорит. - Кто танцевать умеет, три шага вперед... Шагом.. Арш!
Дрогнул строй девичий и отрубил три шага вперед.
Одна Настя на месте осталась.
Смерил взглядом строй инструктор Скворцов:
- Мне столько не надо. Мне одна только нужна Ладно. Кто умеет хорошо танцевать... - Скворцов сказал с упором на слове "хорошо". - Три шага вперед... Шагом... Арш!
Снова весь строй три шага вперед отрубил.
Одна Настя на месте так и осталась.
- Ладно, девоньки. Мне нужна та, которая очень хорошо танцует. - На этот раз упор на слово "очень". - Три шага вперед... Шагом... Арш.