Цена любви

Она ушам своим не верила. Отец только что обещал ее отпустить и даже позволить жить  и охотиться в северной части своих владений всего за символическую арендную плату. У Карины от такого щедрого предложения в первый миг закружилась голова. Помогла рюмка водки, с барского плеча предложенная отцом.

Покинуть семью. Жить на свободе, без отцовского гнета и ненависти. Без постоянных нападок и скользких двусмысленных взглядов со стороны Ингура. Жить самой по себе, счастливой, никому не обязанной, никому не принадлежащей. Не важно, где - на севере, значит, на севере. Ее шкура теплая, не замерзнет, даже если придется спать на снегу. Взгляд острый, а ноги быстрые, она сумеет разглядеть и догнать дичь даже в самую лютую метель. С голоду не помрет.

Самое главное – свобода. Не этого ли она всю жизнь добивалась? Не этого ли она так отчаянно хотела, так долго ждала? Не об этом ли каждую ночь умоляла Матерь-Волчицу?

Карина хотела закричать, чтобы услышали даже за Уралом – ДА! Она согласна…

Но.

Парная метка у Альфа-самца – это не шутки. На Карину он не поведется. Даже если переспит разок, то никаким боком к ней не привяжется. Отец поставил ей невыполнимое условие, неудивительно, что его предложение было таким щедрым. 

Нет, она не справится, нечего и думать.

- Кэрэ (Красивая – якутск.), ну что ты скуксилась… Обыкновенный мужик-оборотень. Ну, разве что в паре. Но его пара – это бесполезная никчемная полукровка. А, как известно, ни один истинный волк не может устоять против зова истинной волчицы. Главное, правильно его позвать.

Отец подмигнул Карине и скупо рассмеялся.

В паре. Пусть и с полукровкой. Но пару разбивать нечестно. Разбивать пару подло и против волчьего кодекса. Карина на такое пойти не могла. Нет-нет-нет.

- Оставь ее отец, она трусиха. Она не сможет, - вякнул с кресла присоединившийся к их милым семейным посиделкам Ингур, старший из сводных братьев Карины.

- Cаҥа-иҥэ! («Держи язык за зубами» - якутск.) - приказал отец, - Ну, так что, Кэрэ?

- Я могу подумать?

- Можешь. До утра.

Ей вдруг очень захотелось на улицу. На морозный колючий воздух, на холод. Пусть за окном и выла раненым зверем вьюга. Не страшно. Бежать, скрыться, выпустить пар, остыть и собраться с мыслями. А еще – избавиться от ощущения, будто ее окунули в склизкую вонючую грязь. Такое чувство возникало всегда в присутствии Ингура. Стоило ему только оказаться рядом, взглянуть на нее своими черными блестящими глазами, как у нее сразу мурашки по коже ползли. Такой злой и такой…недвусмысленный взгляд трудно было выдержать.

Да, все лучше, чем находиться в одной комнате с отцом и сводным братом. Чувствовать на себе ненавидящий взгляд одного и похотливый – другого. Ингур, этот ублюдок, специально подсел рядом, придвинулся вплотную, и Карина с отвращением ощущала, как его ладонь касалась ее волос, потные пальцы приглаживали роскошные локоны и по волоску тянули вниз, причиняя ей неудобство и боль. Ее брат смотрел на нее как голодная собака на окорок, и Карина нутром чуяла, однажды он подловит ее где-нибудь в бесконечных темных коридорах этого дома и убежать ей уже не удастся. Он сильней, намного выше, в сто раз мощнее маленькой хрупкой Кэрэ…

Она чуть наклонилась к брату и прошептала:

- Я откушу тебе все, чем ты посмеешь до меня дотронуться. Сварю и подам на ужин твоим братьям.

- Как страшно! – зло рассмеялся Ингур, - Смотри, у меня руки от страха трясутся! Помоги же своему братцу!

И он, не стесняясь присутствия отца, обхватил ее за плечи и провел ладонями вниз до локтей, вжимая пальцы в белоснежную кожу волчицы. Ее выдержки хватило секунды на три, а потом Карина, ощущая на кончике языка липкий вкус крови, выкрутилась из болезненных объятий брата, вскочила с дивана и со всех ног бросилась вон из дома.

Кинула напоследок: «Кини саҥатыттан салтым! (Мне надоела его болтовня – якутск.)» и кинулась в лоно вьюги, в запорошенную снегом тайгу, такую страшную и такую отчаянно прекрасную в этот час. Скрылась среди многолетних лиственниц и великанов сосен, петляя между высокими сугробами, доходившими ей до плеч. Но едкий смех брата и отца еще долго преследовали волчицу той ночью…

Дикий вой вьюги и желание поскорей скрыться в сердце лесной чащи помешали Карине услышать короткую беседу отца с сыном…

- Ты все сделал правильно, Ингур. Ее нужно было подтолкнуть.

- Зачем тебе? Она ведь не справится, – в голосе Ингура прорезались нотки сомнений.

- Хочу посмотреть насколько ей дорога мысль о свободе, - раздался отрывистый хриплый смех отца.

- И что потом?

- Если хочешь, отдам ее тебе.

Карина петляла меж заснеженных широченных стволов старых сосен, утопая в свежих сугробах по самое брюхо. Одежду она сбросила еще во дворе. Никого из посторонних здесь нет, ближайший людской поселок в сотнях километрах, и ее волчица не боялась быть замеченной. К тому же в такую пургу никто в своем уме из дома носа не покажет. 

Волчица не думала об усталости и голоде, в голове она снова и снова проигрывала разговор с отцом. Старалась вспомнить его жесты, мимику, тон, с которым он обращался к ней. Любую деталь, которая помогла бы понять – чего же этот тиран хотел в действительности. Ведь не может же он наивно полагать, что Карина справится? Не может. Ее отец не дурак. А значит тут что-то другое. Или он хочет таким образом отвлечь волка или просто играется с ней. Забавляется, давая практически невыполнимое задание, чтобы посмеяться над ней.

Самым лучшим будет отказаться. Она не обманщица и не гнусная вертихвостка. Чужие пары не разбивает. Да и ее сердце не совсем свободно…