Страница 28 из 119
Он тоже молчал. Отпустив руки, не отошел, продолжая смотреть на меня. Медленно я сползла с кровати и потянула на грудь одеяло. Даже в темноте было неловко чувствовать себя тощей и хрупкой рядом с высокой и крепкой фигурой брата. Неуклюжей сводной сестрой. Наверняка он завтра вспомнит и еще посмеется надо мной. Над тем, в каком балахоне я сплю.
Я вдруг изумленно вскинула глаза, заметив, как рука Стаса поднялась и зависла в воздухе, словно он хотел и вместе с тем боялся коснуться меня. Сердце бешено застучало, в ушах зашумело, а в груди больно заныло вскинувшее голову ожидание, – томительно-сладкое и незнакомое. Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы это произошло. Чтобы он так же, как тогда на кухне, дотронулся до меня. Согрел. Оказался ближе, чем я смела надеяться, пусть на несколько минут заставив почувствовать себя кому-то нужной.
Ведь мне не приснился тот вечер, не приснился. В тот поздний вечер он совершенно точно не ненавидел меня.
Я затаила дыхание в ожидании его прикосновения, и он дотронулся. Коснувшись шеи, проник пальцами под ткань ночной рубашки и несмело оголил плечо, будто боясь того, что делает. Вдохнул сквозь приоткрытые губы шумно, отрывисто, словно его легкие обжег морозный воздух, оставив горячую ладонь согревать меня, осторожно поглаживая кожу.
– Эльф, – произнес так тихо и неожиданно ласково, что захотелось ответить ему.
– Да.
– Тебе холодно?
– Нет.
– Ты дрожишь.
Теперь мы оба стояли напротив окна, и я могла видеть его лицо. Сейчас он выглядел серьезным и сосредоточенным, как будто пытался что-то усмирить в себе. Дом спал, спали родители, и снова казалось, что мы на всем свете совсем одни.
– Скажи мне, Эльф. Скажи, что он для тебя никто. Скажи.
Я поняла без слов. Но если бы и хотела, то не смогла бы ему соврать. Егор был частью моей жизни, добрым соседом и хорошим парнишкой, я не могла предать его.
– Егор мой друг, и я его люблю.
Не знаю, зачем только сказала – лучше бы промолчала, но Стас уже отшатнулся от меня, отдернул руку от плеча, как будто обжегся о кожу. Я тут же стянула ночную рубашку у горла, почувствовав холод там, где мгновение назад были его пальцы. Стыд и смущение вскинули голову, заставив заалеть щеки. Я не могла ошибиться, и ненависть снова была тут, между нами. Горела в сердце сводного брата едким пламенем, разъедая красивое лицо, нечаянно разожженная из угля в костер моими словами.
– Скелетина… Я ненавижу тебя. Ненавижу! Зачем ты приехала сюда? Чего ты от меня хочешь?! Любишь, так убирайся! Убирайся из моего дома и моей жизни! Я не могу вот так больше… Не хочу!
Я снова плакала, глядя в закрытую дверь, не понимая, что с нами происходит. Стас ушел, и с его уходом вновь стало одиноко и холодно.
– Внимание! 10-й «Б»! Будьте же людьми, в конце концов! У вас есть пять минут для того, чтобы определиться с выбором и передать эстафету дальше! Не знаю, кто как, а я не собираюсь торчать с вашим классом всю перемену! У меня еще два класса не проголосовавших!
Светленькая и полненькая Ника Крапивина, президент школы и выпускница, тряхнув косой, с картонным ящиком в руках протопала между рядами парт и остановилась у доски.
– Время пошло! – топнула ногой, хмуро сверкая на наших мальчишек из-под густой челки строгим взглядом. – И чтоб без пошлых шуточек, Терещенко, попрошу! Записки с фамилиями кандидатов будет проверять сам директор!
Класс гудел, впрочем, как и вся школа, в преддверии новогодних каникул и Зимнего бала. Сегодня проходило общешкольное голосование, выбирали короля и королеву среди старшеклассников, и открытым спорам не было числа.
– А за себя проголосовать можно? Лично я себе нравлюсь! – это выкрикнул с задней парты тот самый Лёва Терещенко, и Дашка, хмыкнув, тут же покрутила у виска пальцем.
– Вот дурачок!
– А что? У каждого льва должен быть честный шанс стать королем! Правду я говорю, Ника?
– Тебе, Терещенко, можно все! В виде исключения! – согласилась Крапивина-президент. – Только не удивляйся потом, если станут говорить, что школьный король похож на мартышку!
– Что? Такой же красивый?
– Такой же глупый кривляка!
Дашка подтянула к себе лист бумаги, взяла ручку и повернулась ко мне:
– Не знаю, как остальные, а я проголосую за Борьку Брагина. Вот уж кто не олень и не бабуин, как некоторые. И не жила, всегда списать даст. А за девчонок и не подумаю голосовать, все равно выберут Маринку Воропаеву, вот увидишь. А ты за кого, Насть?
Одноклассники переговаривались и смеялись, шептались друг с другом, спорили с важной Никой. В моей старой школе никогда не было новогоднего бала, только общешкольный утренник да праздничное поздравление учителей в классе, подобное голосование я видела только в кино, поэтому наблюдала с интересом. А вот ответила немного растерянно:
– Я не знаю. Но обязательно выберу! – тут же заверила подругу в ответ на ее озадаченный взгляд. – Из других классов ведь можно? – осторожно спросила, и Дашка утвердительно кивнула.
– Можно. Хоть самого павлина! У нас в школе плюрализм мнений, демократия взглядов и никакого давления! И, Насть, – все же заметила она, потянув меня за рукав, когда я уже склонилась над листом бумаги, – если что, насчет Фролова я пошутила. Уж лучше Брагин, поверь мне…
– Хорошо, я подумаю…
Из девчонок я выбрала Дашу Кузнецову. Почему нет? В этой школе Дашка мне нравилась больше всех. Она и правда была славной, доброй и симпатичной. К ее синей пряди у виска и смелому развороту плеч очень бы пошла корона школьной королевы. Наверняка Петька Збруев был бы рад увидеть ее такой величественной и красивой. А вот парни… Каким бы хорошим человеком ни был Борька и насколько убедительной подруга, в этой школе для меня существовал только один парень, при мысли о котором замирало, а после болезненно сжималось и заходилось сердце. И неважно, что он и думать не хотел обо мне. Неважно, с каким надменным и безразличным видом проходил мимо, не замечая ненавистной сводной сестры, легко обнимая других девчонок. Неважно, насколько убедительно игнорировал дома. Даже если бы для всех в школе он вдруг оказался пустым местом, я бы все равно проголосовала за него.
Коротко взглянув на подругу, я написала на листе бумаги «Стас Фролов», свернула лист в несколько раз и вместе с голосом за Дашку опустила в картонную коробку Ники.
– Фух! – выдохнула подруга, вслед за мной возвращаясь за парту. Обернувшись к классу, заправила за ухо синюю прядь. – Кажется, все справились. Смотри, даже Терещенко и Збруев умудрились бросить записки, так что Крапивина может топать дальше. Осталось дождаться бала и выяснить: права я оказалась насчет победителей или нет. Увы, в этом отношении в нашей школе все до скучного предсказуемо.
– Кстати, Матвеева, – Дашка вновь развернулась ко мне, округлив глаза, – как у тебя дело обстоит с нарядом на бал? Наверняка наши девчонки постараются переплюнуть выпускниц. Ты уже купила платье? А туфли? К мастеру маникюра записалась в модный салон? Часики тикают: тик-так, тик-так! Скоро быть празднику, а ты что же, даже не знаешь, есть ли у тебя новенькие кружевные стринги в цвет ногтей?.. Какой ужас!
Сказанное прозвучало настолько высокопарно, что мы обе рассмеялись.
– Нет, Даш, не записалась. И платья у меня пока нет. А стринги я не ношу, так что обойдусь без маникюра.
– Ну и напрасно. Это я про маникюр, – уже с серьезным видом заметила Кузнецова. С появлением в классе учителя открыла конспект и понизила голос до шепота: – Ты теперь в большом городе живешь, Настя, разве не знаешь, что даже провинциальным Золушкам на балу нужно выглядеть прилично, чтобы привлечь внимание принца? Фиг с ними, со стрингами. Обойдемся и бикини, мы девушки не гордые. Но цап-царапки наше все!