Страница 57 из 381
Резкий, пронзительный вопль дверного звонка неожиданно и безжалостно ворвался в мягкое, тёплое, уютное облако приятных, золотисто-жёлтых, эротических снов и в одно мгновение разодрал их в клочья. Жалкие, съёжившиеся обрывки испуганно исчезли в тёмных углах подсознания, сменившись тяжёлым кошмаром внезапного пробуждения.
Он сделал робкую попытку повернуться на стареньком, видавшем виды диване, подпирающем собою стену слева от двери, сплошь, до самого потолка, увешанную плакатами разных рок-групп, уважаемых Русланом. Но тут упрямый звонок завизжал снова, пронзая голову нестерпимой болью, следствием жестокого похмелья. Не в силах преодолеть земное притяжение, Игорь в изнеможении рухнул обратно на подушку.
Огромное помещение, имеющее четыре окна, было создано из двух смежных. Руслан разрушил между ними перегородку, сделал соответствующий ремонт, и в результате получилась вполне приличная и просторная репетиционная комната. Сейчас она была погружена во мрак, кое-где разрезанный нахальными солнечными лучами, пробравшимися сквозь неплотно сомкнутые тяжёлые, пыльные, тёмно-красные шторы. В бесцеремонных, ярких иглах солнечного света задумчиво кружились пылинки, а ударная установка Максима, на которую упал один из лучей, теперь жизнерадостно жонглировала живописными бликами на потолке.
Картину дополняли обрывки бумаги, пластиковые пакетики из-под чипсов, смятые черновики текстов песен, пустые сигаретные пачки и прочий мусор, копившийся до тех пор, пока Руслану вдруг не взбредало в голову сделать хотя бы видимость уборки, что случалось с ним не слишком часто.
Почти весь центр комнаты занимала ударная установка, постепенно, по частям, любовно и старательно собранная Максом, который постоянно и безжалостно выколачивал деньги на своё увлечение у собственных снисходительных и богатых родителей. Рядом с ударной установкой, чуть ближе к двери, примостился пульт и стол с компьютером, также заваленный всяким барахлом, музыкальными журналами, переполненными пепельницами, бутылками из-под пива.
Поверх всего этого творческого беспорядка царственно возлежала большая толстая тетрадь в твёрдом, чёрном переплете, куда Руслан аккуратно записывал тексты всех своих песен, чтобы подглядывать в них во время репетиций. Слова он никогда специально не учил, запоминал их постепенно, прямо в процессе работы, а если что-нибудь и забывал, то с удовольствием принимался импровизировать на ходу, иногда даже полностью меняя первоначальный смысл песни. За это он часто подвергался беспощадной, но справедливой критике со стороны друзей, которые просто не понимали, как можно не помнить слова собственных песен.
Все имевшиеся в наличии гитары, включая акустические, были бережно расставлены у стены, сразу за диваном, где лежал Игорь. Дальше, слева у окна, обреталась парочка кресел, несколько стульев и журнальный столик с остатками вчерашнего пиршества в честь примирения с Люксом. В промежутках между тремя центральными окнами, расположенными на противоположной от дивана стене, висели две громадные картины в рамах. Одна из них изображала тихое, спокойное море, а на второй картине бурные, штормовые волны яростно швыряли жалкие останки разбитого судна. Под этой второй картиной виднелся холодный, светло-серый глаз Ольги и следы небрежно сорванной со стены фотографии, когда-то приклеенной здесь столь прочно, что одинокий глаз так и остался угрюмо обозревать каждого, входящего в комнату.
У правой стены стоял высокий, под самый потолок, шкаф, до верха забитый дисками, тут же располагался музыкальный центр с колонками, ещё одно кресло, заваленное небрежно брошенной одеждой, и крошечный диванчик, втиснутый в уголок у входной двери. На этой двери висел большой, цветной плакат, изображавший Оливера Сайкса, которому кто-то пририсовал маркёром шрам на левой щеке, два вампирских клыка и маленькие рожки. На небольшом диванчике в углу, поджав под себя босые ноги, которым явно не хватило места, спал Руслан, подложив под голову свой свёрнутый свитер, взятый с кресла. Парень завалился спать прямо в джинсах, а большой, синий, клетчатый плед, которым он укрывался, давно упал на пол, обнажив его спину, на которой не было татуировок.
Когда снова, уже не в первый раз, истошно взвыл дверной звонок, Руслан вздрогнул всем телом и попытался встать, протирая глаза и недовольно бормоча себе под нос: