Страница 308 из 381
Тусклый, рассеянный свет, казалось, возник из какого-то невидимого источника. Отвратительно-липкая, влажная, холодная, почти осязаемая тьма, царившая вокруг, слегка отступила к дальним углам. Она упорно цеплялась за любую неровность, чудовищно искажала пропорции, но всё же неохотно позволяла различить смутные очертания ближайших предметов. Очень медленно, словно из самых глубин мрака, появилась знакомая маленькая комната с решетчатой дверью. Грязный, пыльный пол, мертвенно-серые, влажные стены, старая кровать под выцветшим, пахнущим плесенью пледом. Страшные металлические зажимы, прочные кожаные крепления, цепи и кольца, намертво вделанные в каменную кладку, словно истекающие тусклым, влажным блеском. И распростёртое в них обнажённое, худощавое мужское тело, смутно белеющее в полутьме.
Руки и ноги были разведены в стороны и в нескольких местах безжалостно зажаты жёсткими креплениями. Такое же кошмарное приспособление плотно охватывало пояс и грудь пленника, не позволяя ему двигаться, удерживая его обнажённое тело на стене. Голова парня бессильно свесилась вниз, и длинные, спутанные, тёмные волосы скрыли его лицо. Но это до боли знакомое, стройное, гибкое, сильное тело, многочисленные разноцветные татуировки, которые причудливыми узорами и странными, стилизованными рисунками змеились по коже рук, груди и живота, выдавали того, кто висел на стене, так же безошибочно, как если бы лицо можно было увидеть.
Его имя острым шипом всплыло, пробилось сквозь хаос беспорядочных, панических мыслей, захотелось яростно выкрикнуть его во тьму, но звуки удушливой ватой застревали в горле, рождая внутри нестерпимый ужас, смятение и отвратительное чувство полнейшей беспомощности. Ужас парализовал любое движение. Казалось, что тело приросло к месту, слилось с дальним углом кошмарной комнаты, не в силах пошевелить ни единым мускулом. Она могла только смотреть на парня, который висел на стене, безмолвно впитывать взглядом весь его беспомощный, неподвижный силуэт от склонённой темноволосой головы до бессильно повисших над полом босых ступней. И всё это продолжалось целую мучительную вечность, наполненную почти нестерпимым ужасом.
Потом где-то в сырых, тёмных глубинах запутанного, подземного лабиринта вдруг возник отчётливый звук неторопливых шагов, он становился всё громче, гулко разносился по мрачным, каменным коридорам. Шаги неотвратимо приближались, грохотали со всех сторон, словно наступающий грозовой фронт, сохраняя при этом свой размеренный, спокойный ритм. Удушливую тьму, клубившуюся за толстой, решетчатой дверью, пронизали дрожащие отблески неяркого, желтоватого света. Его источник придвигался всё ближе и ближе, яркость света нарастала вместе с шагами. Длинная, острая тень скользнула по противоположной стене коридора, когда на фоне решётки дверного проёма, неся перед собой мерцающую свечу в тяжёлом подсвечнике, неторопливо появился зверь, лишь по какому-то странному капризу судьбы носивший человеческое имя.
Однако зверь всё ещё не заметил её присутствия в комнате, словно она слилась с дальним углом и сделалась невидимой. Его внимание было всецело поглощено беспомощным пленником, неподвижно висевшим на стене. Зверь медленно приблизился к парню, и всё его очарование вдруг бесследно исчезло. Холодное, гордое спокойствие соскользнуло с него, словно ненужная больше маска, а красивое лицо исказилось откровенно зверской жаждой крови и мучений. Зверь поставил на пол свою свечу, потом неторопливо достал из-под полы дорогого, светлого пиджака длинный, острый нож, кончиком его сверкающего лезвия коснулся подбородка того, кто неподвижно висел на стене, заставляя его поднять голову, и звучным, бархатистым голосом произнёс:
Голос звенел угрозой и пронзал, словно раскалённый прут, от него хотелось спрятаться, забиться подальше в тёмный угол и зажать уши руками, чтобы больше ничего не слышать. Но в это мгновение голова пленника приподнялась, его густые, тёмные, спутанные волосы скользнули назад, к стене, обнажая знакомое, бледное, худощавое лицо. В широко распахнутых светло-зелёных глазах застыла мучительная боль. Старый шрам внизу, на левой щеке, выглядел, как открытая кровоточащая рана на смертельно-бледной коже. Пересохшие, потрескавшиеся губы, на которых почему-то не было привычных колечек пирсинга, слегка дрогнули и с трудом приоткрылись, словно пытаясь произнести какие-то слова. Но в мрачной комнате, находящейся в глубоком подвале, где зверь столько раз запирал её, прикованную к стене, одну в кромешной тьме, не прозвучало ни звука. А губы продолжали шевелиться, беспомощно и беззвучно, бледное лицо парня исказилось судорожной гримасой боли.
Тогда, не в силах больше выносить это кошмарное безмолвие, она собрала остатки своих сил и смелости. На несколько секунд вырвавшись из ледяных тисков смертельного ужаса, который сковал всё её онемевшее существо, она громко и отчаянно крикнула: