Чужая кровь

Один поджал губы, чувствуя себя мальчишкой, которого отчитал взрослый. Неприятное ощущение.

— Забавно, правда? — улыбка Локи была слишком широкой. — Запутаться в собственных сетях. Бывает. Впрочем, неважно. Поговорим о настоящем, — его голос похолодел, исчезли даже намеки на веселье. — Что привело вас, Ваше Величество, в мою скромную обитель?

Один сел ровнее, рефлекторно выпрямляя спину еще больше. Официальные обороты от Локи… никогда ничем хорошим не заканчивались. Вот и сейчас, после таких откровенных заявлений… В Бездну. Мысленно сплюнув, Один отбросил множество незаданных вопросов, сосредоточившись на главном. На том, от чего он малодушно отмахивался — возраст, что ли? Или просто откровенно зажрался, сидя на троне? Он уже открыл было рот, но ничего не успел сказать: массивное золотое кольцо на большом пальце правой руки засияло, и Один недоуменно нахмурился, бросив на внимательно наблюдающего за ним Локи недовольный взгляд. Кольцо вновь засияло, и ас решился — Хеймдалль никогда не тревожил его по пустякам.

— Вы позволите?

— Разумеется, — прищурился Локи, с интересом косясь на украшение, живущее своей жизнью. Один снял кольцо, положил на стол и коснулся пальцем, мысленно отдавая команду. Воздух задрожал, формируя прозрачный экран размером со средний щит.

В полном молчании Один и Локи пронаблюдали увиденное Хеймдаллем преступление: убийство одного из сыновей царя асов.

Локи слегка наклонился, вглядываясь в то, как рвут на части Тюра. Сияющие, как расплавленный металл, радужки медленно окружали алые ореолы, расползающиеся на белки. Массивный стол мелко-мелко задрожал. Побледневший Один, сжимающий кулаки, не отрываясь просмотрел жестокую сцену, вновь надел кольцо на палец и замер, изредка нервно дергая головой. Аса потряхивало, он то хватался за подлокотники, так, что те трещали, то пытался что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука.

Локи, обдумывающий увиденное, тоже не спешил говорить. Это откровенное послание, рассчитанное и на него — в этом ситх был уверен — вызвало двойственную реакцию.

С одной стороны — прекрасное зрелище. Гибель Тюра, да еще и так красиво обставленная и исполненная, радовала душу. Люк прекрасно знал, кто именно убил его любимца, пусть и не мог найти никаких доказательств — и это с его-то возможностями! Знал, но не мог ни обвинить, ни убить виновника — Один с Тюра глаз не спускал, опасаясь оставлять без присмотра. Конечно, при очень большом желании Люк мог бы убить наглеца, но было у него ощущение, что спешить нет необходимости. И предчувствие его не обмануло: Тюр мертв, и смерть его милосердной не являлась.

С другой же… Кто-то решил, что может убить врага Люка и думать, что такая несусветная наглость сойдет им с рук. Да, это был откровенный подарок и подкуп — но когда Люка волновали чужие расчеты и устремления?

Его всегда интересовали в первую очередь только собственные желания. И пусть он мог и умел подстраивать их под других, сути дела это не меняло. Когда-то, стоя над мертвым Фенриром, который в его глазах все равно оставался тем мелким сопливым щенком, вытащенным из клети сейдмана, Локи дал себе слово, что убьет того, кто лишил волка жизни. Один точный удар — уже сам по себе наводка. Мало какое оружие могло пробить укрепленную Силой и алхимией шкуру ситхского отродья, а тут — чистый разрез, такой тонкий и глубокий, словно использовали невероятно острый скальпель.

Никаких следов. Никакой крови или плоти в пасти — а челюсти были в таком положении, словно их разжимали.

Люк искал… И в конце концов нашел.

Тюр.

Почему Тюр убил Фенрира? Это не имело значения, причина могла быть любой. Зависть. Ненависть. Злоба. Все что угодно. Главное, что Тюр покусился на принадлежащее Люку, и рано или поздно, но он должен будет заплатить за это.

Тюр и заплатил… вот только не Люку. А кому-то другому. Способ казни говорил об этом четко и ясно, тайна аса стала известна кому-то еще. И такое демонстративное убийство… Можно с ходу предложить несколько вариантов интерпретации. Это насмешка: ты не смог, а вот я — очень даже. Это взятка: видишь, я убил твоего врага и принес его голову тебе на блюде. Это предложение: видишь, у нас общие враги, давай убьем их вместе.

Был и четвертый вариант, включающий в себя все, вышеперечисленное, и Люк склонялся именно к нему. Что ж… Он посмотрит и даже пожмет протянутую ему руку — только для того, чтобы вырвать ее с корнем.

Один очнулся от тяжелых мыслей и мрачно уставился на Локи. Смерть сына обрушилась на него, как удар боевым молотом по голове. Ас никак не мог нормально сосредоточиться, взять себя в руки. Он тяжело вздохнул, вяло шевельнул рукой и впервые даже для самого себя внимательно посмотрел на Локи. Так, словно увидел в первый раз.

Почему он никогда не задумывался над тем, что глаза у асов не меняют вот так резко цвет по желанию владельца? Что еще будучи маленьким ребенком Локи уже демонстрировал знания и умения, которых у него не должно было быть? Что он всегда был себе на уме, строя какие-то свои планы, и, к счастью Одина, ни Асгард, ни асы в этих планах не фигурировали?

Почему он не придавал этим мелочам значения? И лишь отмахивался от очередной новости или сплетни о Локи…

Да, он принял его как своего сына, как и своих бастардов, давая имя и положение, вот только ни им, ни остальными своими детьми Один, если честно, не слишком-то и занимался. Если Тора он еще воспитывал как наследника, то остальным не так повезло.

Нет, он не игнорировал своих сыновей, но и внимания достаточного не уделял. Всегда были дела, всегда что-то находилось важное… Всегда.

— Тор знает? — неожиданно даже для самого себя поинтересовался Один. Локи кивнул.

— Давно.

— А остальные?

— Нет, — лязгнул металлом голос Локи. Один слегка покивал, поджимая губы.

— И молчал… — неопределенно протянул царь, то ли удивляясь, что его раздолбай-сын умеет хранить тайны, то ли одобряя такую молчаливость.

— Я его попросил, — сухо констатировал факт Локи, заставив Одина снова кивнуть.

— Что будешь делать? — вопрос был неопределенным, но Локи понял.

— Я? Ничего. А вот вам, Всеотец, я бы посоветовал подумать, кому еще, кроме вас, предназначалось это послание.

Ас моргнул, стряхивая с себя боль и горе. Только это его и оправдывало, что сам не подумал…

— Хель, — уверенно выдал результат размышлений Один. — Для нее, скорее всего.

Локи неопределенно дернул плечом. Вполне вероятно. Ведь убийство Тюра — казнь — была обставлена как зрелище для определенного круга лиц. Его могли убить тайно, и Хеймдалль ничего бы не увидел, невзирая на свой дар — не такой уж он и всевидящий, как говорит пропаганда. Убили бы, прикопали… Или скормили кому-то, и костей бы не осталось. И Одину до конца своих дней оставалось бы только гадать, куда делся его непутевый отпрыск, которого в семье не так уж и любили, судя по уровню равнодушия в глазах Бальдра.

Один, размышляя, вновь притих. Разговор не складывался. Ни с самого начала, ни потом… Да и произошедшее выбило его из колеи: ас не мог думать больше ни о чем, и слегка отступившее горе вновь навалилось на него со страшной силой. Единственное, что вклинивалось в переполненную нерадостными мыслями голову — ярость на Хель. И на убийцу Тюра.

Скорее всего, это было дело рук Малекита. Кто ж еще мог позволить себе такое в Свартальвхейме? Только он, проклятое отродье. Все эти годы Один следил за новостями из мира темных альвов, но поймать Малекита не получалось. Он отлично прятался, не позволяя себя засечь, ждал, терпеливо выжидая… Ну и дождался. Спустя века.

А если еще и Эфир в его руках…

Тряхнув головой, Один сморщился от тянущей боли в шее и плечах. Локи, бросив на него острый холодный взгляд, встал.