Чужая кровь

А Один остался один в супружеской постели и ворочался, не в силах уснуть. В голове все крутились сцены скандала, мрачного ужина и брезгливое выражение лица Локи. Снедаемый виной, Один наорал на сына, поставив на место слишком много о себе возомнившего мерзавца, и теперь все бурчал про себя.

Время шло, раздражение постепенно уходило, ас привычно отмахнулся от робкого голоса совести, пытавшейся достучаться до сластолюбца, пока не уснул.

Спал он неспокойно, угомонившись только когда почувствовал, что матрас слегка прогнулся под тяжестью другого тела — такого прекрасного и всегда желанного.

Довольно усмехнувшись, Один одобрительно заворчал, когда шкуры и одеяло откинули, а по его ногам заскользили прохладные ладони. Он наслаждался, не открывая глаза, прекрасно зная, что дальше последует, и ожидания его не обманули: упругие бедра обхватили его, оседлав, словно жеребца, мужчина радостно поднял веки, готовый любоваться и любить супругу, сменившую гнев на милость, но улыбка просто застыла у него на губах.

Фригга сидела на его бедрах, задумчиво глядя вниз, с нехорошим вниманием рассматривая мужскую гордость своего супруга, вечно вовлекающую его в пучину удовольствий и омут неприятностей.

Смотрела, ласково, но крепко сжимая левой рукой.

А в правой держала здоровенные стальные ножницы, отлично знакомые Одину: Фригга раскраивала такими плотные кожи и толстые ткани, и лезвия холодили кожу, готовясь сомкнуться и отрезать под корень самое дорогое для каждого мужчины.

— Что ты делаешь? — внезапно севшим голосом с трудом просипел ас. Фригга, не отвлекаясь от разглядывания, задумчиво хмыкнула:

— Думаю.

— О чем? — тихо спросил опасающийся шевельнуться и спровоцировать ужасающее развитие событий мужчина.

— Да вот. Думаю. А нужно ли это мне? — изящные пальцы сжались плотнее, крепко держа добычу, но Один даже не пикнул. Возбуждение не то что ушло, оно сдохло в жутких корчах, оставляя после себя дикий ужас, затапливающий сознание. Только века битв и опыт попадания в опасные ситуации сейчас не давали сорваться и заорать в истерике.

— Нужно, — прошептал Один непослушными губами. Фригга в сомнении приподняла брови:

— Нужно? Для чего? Этим пользуются все кому не лень, хотя законные права на обладание данным сокровищем, — в нежном голосе царицы прорезался яд, — имею только я. И что? А ничего. Какой смысл в обладании правами, если обязанности не исполняются?!

Ножницы дернулись, Один едва не заскулил. Фригга тяжело, злобно выдохнула, помолчала… Ас застыл, страшась пошевелиться. Можно попробовать отобрать оружие, но вдруг он не успеет?

Женщина плавно встала, с гордостью демонстрируя прекрасное тело, которому завидовали многие юные прелестницы, откинула на спину тяжелую массу волос… Один не отрываясь смотрел на ножницы в руке. Сердце билось как бешеное, радуясь избавлению от опасности.

Фригга прошла к дверям, замерла… обернулась… подняла руку — лезвия звонко щелкнули в воздухе, заставив Одина нервно сглотнуть — и молча закрыла за собой дверь.

Один облегченно растекся по кровати, мелко трясясь и зажимая ладонями едва не отрезанную часть тела. Разжать руки физически не получалось: все казалось, что если он уберет защиту, то тут же щелкнут ножницы, и прощай, самое дорогое!

Прошло много времени, пока он смог расслабиться хоть чуть-чуть… За дверью что-то громыхнуло, Один буквально взлетел в воздух, как был, плашмя, и… проснулся.

Ас ошалело осмотрелся, обводя пространство диким взглядом, ощупал себя, проверяя наличие нужного, резко сел… Он был абсолютно один, на двери привычно мерцало заклятие, сигнализирующее о попытке войти — не нарушенное.

Это был сон. Просто сон.

Мужчина сначала рухнул на кровать в полном изнеможении, потом все же встал, решительно собираясь. За дверью обнаружилась привычная дневная суета — долго он спал. Комнаты промелькнули мимо, ас влетел в покои жены и застыл: Фригга раскраивала кожу, беседуя с придворными дамами. Она обернулась на шум, ножницы щелкнули. Одина продрало морозом, по спине потек ледяной пот.

— Доброе утро, муж мой, — нарушила повисшее неловкое молчание Фригга.

— Доброе, моя прекрасная жена, — сумел вытолкнуть из пересохшего горла Один, не отрывая взгляда от ножниц. Царица проследила за его взглядом, озадаченно нахмурившись. — Позволь пригласить тебя к трапезе.

— С удовольствием, муж мой.

Фригга отложила работу и неторопливо направилась к мужу. Один облегченно выдохнул, предлагая ей руку.

Они неторопливо ели, разговаривали… Вся семья. Один был тихим и напряженным. Он цепко наблюдал за всеми, но сыновья вели себя как обычно, никто ничего особенного не говорил и не делал, а пружина накатывающего все больше раздражения и ненависти сжималась туже и туже. И когда Один увидел брезгливый взгляд Локи, то сорвался.

— Мерзкая тварь! — ладонь грохнула по столешнице, толстенное дерево еле слышно хрустнуло. Фригга отшатнулась, все присутствующие замолчали, изумленно уставившись на Одина, Локи недоуменно поднял бровь. — Это ты! Ты!

— Что я?

— Ты! — прорычал ас, чувствуя, как все заволакивает алая пелена. — Ты! Вон! Вон отсюда!

Локи встал, равнодушно пожав плечами, бросил льняную салфетку на стол.

— Матушка. Брат.

В полной недоумения и ярости тишине он вышел из помещения, провожаемый ошарашенными взглядами.

— Отец? — попытался что-то спросить Тор.

— Молчать! — заорал Один, сходя с ума от невозможности облечь в слова пережитое. Он знал, что это все работа Локи, и знал, что доказать это невозможно.

Из-за открытых дверей послышался абсолютно счастливый смех уверенного в своей полной безнаказанности существа.

— Все, кто любит меня — за мной!

Да. Это была его самая большая в жизни ошибка, как потом понял ас. Все остальные он смог нивелировать, обернуть в свою пользу, хотя бы представить так, чтобы не несли ни вреда, ни чего-то хорошего. Но эта…

Локи всегда был мастером слова.

Серебряный язык… Как уважительно, льстиво или завистливо называли его окружающие. Он никогда не лгал… Но его правда была зачастую настолько ужасающе жестока, что просившие ее и сами не были рады. Локи мигом воспользовался тем, что царь указал ему на дверь, и никакие попытки оправдаться, уверения, что Один не то имел в виду, что выгнал только из столовой, прочь с глаз своих — ничего не помогло.

Локи просто ушел — к полному шоку и для Одина, и для всех остальных. На примитивную планету, похожую в представлении гораздо более развитых асов на помойку с дикарями, и все его слуги, все, кто считал Локи своим господином, все они ушли вслед за ним.

Это был уже даже не сигнал… Набат.

Один смотрел, как развевается черный плащ с алым подбоем, открывая черные доспехи сына, которые тот создал своими руками, как вонзается в пронзительно голубое небо острие жуткого копья, как сияют странные символы на лезвии — совершенно незнакомые, от вида которых аса всегда скручивало подспудным отвращением и тошнотой, предчувствием затаившейся опасности, — как один за другим уходят решившие поддержать своего господина, шагая в воронку портала на конце Биврёста, как…

Локи подошел ближе, Фенрир, стоящий рядом, фыркнул, шутливо толкнув своего создателя в бок головой, и довольно заскулил, когда его потрепали по шее. Тор не выдержал, шагнул вперед. На лице Бога Грома проступило полное непонимание всего происходящего и отчаяние от невозможности хоть что-то изменить — попытка Тора извиниться за отца, остановить брата с треском провалилась.

Один молчал, разглядывая горделиво расправившего плечи приемного сына, так неожиданно бросившего всю свою обеспеченную жизнь, готовящегося шагнуть в неизвестность, и не видел ни капли страха или неуверенности.