Чужая кровь

— Да, — еле слышно просипел Тор.

— Ты готов управлять своим народом? Защищать? Жить для него? Умереть за него? Отвечай!

— Да! — выдохнул Тор, синея и закатывая глаза. Одним движением Люк бросил тяжеленного аса в стену, так, что загудели толстые металлические панели.

— Тогда возьми свое оружие, — Люк шагнул вперед, полностью отпуская свою Силу, и сипящий ас побледнел, глядя в его глаза, но встал. Гордо расправил плечи, вздернул подбородок. На мощной шее наливались бордовым отметины от пальцев. — Еще раз.

Волосы на голове зашевелились от ласкового голоса брата. Тор подошел к Мьёльниру и протянул руку. Рукоять легла в ладонь как влитая: привычно, правильно. Мьёльнир с легкостью оторвался от пола, сияя мягким серебристым светом. В глубине души что-то вспыхнуло, Тор судорожно вздохнул, чувствуя, как восстанавливается связь, горящим канатом связывающая его с молотом, его продолжением, его частью, он услышал, как поет звезда, из сердца которой когда-то выковали это чудесное оружие.

Магия забушевала, поднимая вихрь, в центре которого стоял ас, проламывая стены, которые когда-то по глупости или незнанию установил он сам в своем сознании, освобождая, исцеляя, делая живым и сильным.

Настоящим.

Рукоять молота удлинилась втрое, головка хищно заострилась с одного конца острым клювом. По рукам зазмеились молнии, запахло озоном и надвигающейся грозой. Тор прокрутил Мьёльнир в руках, пробуя изменившийся баланс, сложил рукоять, вновь раздвинул… Теперь молот можно было не только метать, как он привык, но и использовать полноценно в бою — Тор и раньше сходился в рукопашной, разя всех, кто под руку и Мьёльнир подвернулся, но теперь он сможет полностью использовать все преимущества оружия.

Ас прижал молот к груди, чувствуя, как в унисон бьются их сердца… И бестрепетно взглянул в багрово-золотые глаза чудовища, которое называл своим братом.

Смотреть на этот вихрь бездонной тьмы, пронизанной звездами света, было невозможно, но Тор всегда был храбрым до глупости. Он плавно опустился на колено, склоняя голову.

— Спасибо, брат.

— Всегда… Брат.

Невесомый плащ опал, словно лепестки огня. Локи вышел, на ходу принимая привычный вид, оставив аса размышлять о том, что сколько веков он знает об этом, а привыкнуть невозможно.

Он улыбнулся, подкидывая и ловя Мьёльнир, зная, что где-то там, за стенами, грохочет гром, сверкают молнии, очищается от тяжелых туч небосвод, и вскоре прозрачную синеву украсят сверкающие радужные ленты — мосты в небо.

Люк прошел в кабинет, отдав распоряжения прислуге, и погрузился в размышления.

Сегодня его усилия, наконец, были вознаграждены: Тор смог взять в руки Мьёльнир.

Закономерный итог долгой, нудной и крайне тяжелой работы.

Если поначалу, когда он только взял брата под свое крыло, Люк был уверен, что сможет снять блокировку Одина легко и достаточно быстро, то чем дальше шел процесс, тем отчетливее он видел, что на этот раз его почти переиграли.

Когда-то давно, когда, благодаря спору о том, кто является лучшим кузнецом, цверги Брокк и Эйтри выковали под чутким наблюдением Люка молот, ситх сделал все, чтобы плодом мастерства гениев и его усилий не мог воспользоваться никто, кроме Тора. Мьёльнир выковали специально под руку и возможности Бога Грома, вот только тогда Тор был совсем еще ребенком с зашкаливающим самомнением и восторженным взглядом на мир и свое в нем положение, советы Люка он пропустил мимо ушей, а ситх не настаивал: талдычить истины не нанимался, и каждый сам кузнец своего счастья.

Недоделанным ритуалом привязки и воспользовался Один, блокируя Узы между Мьёльниром и его владельцем. Всеотец сделал это достаточно легко: опыта ему не занимать, силы и ума тоже, вот и получилось коварное наказание. Для Тора невозможность взять в руки любимое оружие была сродни пытке. Уже этого было достаточно, чтобы выбить аса из привычного состояния самодовольства, а тут еще и лишение магии — словно ингибиторы Силы применили. Про помещение в непривычную среду и упоминать не стоило.

Естественно, все это, вместе взятое, проехалось по психике привыкшего быть на вершине аса танковой бригадой.

Однако Люк был уверен, что Тор, благодаря своему сильному характеру, преодолеет препятствия, все-таки братец всегда был упрямым и упорным до ужаса, и когда ситх вместо этого обнаружил странные сомнения в самом себе, колебания, неуверенность и пессимизм, то сильно удивился.

Не в характере Тора было тосковать и сомневаться. Ас не умел грустить, он по жизни являлся довольно добродушным и зачастую слишком уж энергичным, по мнению Локи, а значит, что-то в поведении Тора было явно не то.

Наблюдения и исследования показали, что все гораздо хуже, чем он думал. Одной блокировкой связи «хозяин-оружие» дело не ограничилось. И блокировкой магии — тоже.

Один не только поиграл с Мьёльниром, но и в мозгах сына не побрезговал покопаться. Блокировка магии крайне интересно совместилась с твердо вбитой в сознание Тора установкой, что он недостоин.

Чего именно?

Всего.

Своего положения князя, первородства, Мьёльнира, магии… Много чего. Хорошо хоть, имя не отобрали.

Может, если бы Тор, свалившись на Землю, не понял, что его силы ополовинили, убедившись в этом наглядно — расспросив брата, Люк досконально разузнал историю злоключений аса — то все было бы не так катастрофично. Но с каждым провалом убежденность Тора в том, что наказание действует, росла, а вера в свои силы и то, что он сможет расправиться с этой проблемой сходу, как любил, таяла, пока не превратилась в настоящее отчаяние — то, что богу Грома было абсолютно несвойственно.

Впрочем, вины Одина в этом было ровно половина. Оставшееся принадлежало кому-то еще.

Этот кто-то виртуозно закрепил закладку, дополнив магическую вязь своей. К ней ничего не добавили, только усилили, в результате, насколько смог понять Люк, Тор должен был медленно и крайне уверенно убеждаться в собственной никчемности и неспособности справиться с проблемами самостоятельно до тех пор, пока в один момент он не пришел бы к естественной мысли пойти к Одину на поклон.

И все.

После такого эпичного провала Тор больше никогда бы не котировался в качестве претендента на трон. Он бы так и остался сыном Всеотца, но не Наследником, первым в очереди. И даже не вторым. Учитывая положение самого Люка, который претендентом на титул совершенно не являлся, ни под каким соусом, корона могла перейти к Бальдру. Однако бога Света она не прельщала, ему и так жилось хорошо, а значит, остается сборная солянка из остальных отпрысков любвеобильного Всеотца. А это шесть кандидатов.

Конечно, можно смело допустить, что в Люке говорит паранойя, но и жизнь, и история убедительно учат, что если что-то происходит с членами царской семьи, то это что-то, с вероятностью в девяносто девять процентов, связано с их статусом и местом в линии наследования власти. Остальное вторично.

Любая семья, находящаяся на вершине — банка с пауками. Чем больше семья, тем больше банка и тем ядовитее пауки. Правда, бывают в некоторой степени исключения, но тут все зависит от правильной мотивации и тщательного воспитания. Сам Люк, в бытность свою Императором, пристально и неусыпно следил за тем, чтобы его семья, в которую входили его потомки, потомки Леи, потомки его сводного брата Джарета — сына Вейдера и Мон, дети Оби-Вана, признанного дядей… Все, в общем. Чтобы все они жили мирно и никогда и помыслить не могли начать расчищать себе путь к трону радикальными средствами.

Никогда.

Как бы их к этому ни подталкивали различные доброхоты.

Нельзя сказать, что все члены императорской семьи прямо так уж любили друг друга, что в ней царили мир, гладь и божья благодать, но друг за друга они стояли горой, всяких доброжелателей выносили сообща и поодиночке, ведь вселенная велика, Империя тоже постоянно прирастала кусками и кусочками, и следить за всем этим хозяйством… В общем, работы хватало.