Чужая кровь

Однажды он видел, как брат учил вежливости, и совершенно не хотел вновь всколыхнуть старые кошмары.

— Впрочем, мы отвлеклись, — вид у Локи на мгновение стал отстраненным, а затем он явно повеселел. — Куклы на месте, статисты расставлены, действие начинается. Все ждут только нас. Итак… — Локи подхватил Тора под руку. — Наш выход!

***

Один сгорбился в кресле, опустив руки. Сейчас Всеотец, всесильный царь Асгарда, выглядел на свой возраст. Тысячелетия тяжким грузом придавили широкие плечи, угрожая смять и похоронить его под весом упущенных возможностей и непростительных ошибок.

Визит Тора в Ётунхейм дорого обошелся Асгарду. Пришлось возмещать ущерб — делать то, что Один терпеть не мог. Он всю свою жизнь был завоевателем и расхитителем, в сокровищницах Асгарда осело множество богатств, принадлежавших покоренным народам и мирам, которые царь завоевал, украл, вырвал силой.

Одним из самых значимых был Ларец Бурь.

Забрать этот артефакт было давней мечтой Одина, и когда он сумел-таки наложить на него свои цепкие руки… Ларец был похоронен в особой сокровищнице — личной, той, куда ас складывал самые значимые трофеи.

Одина не остановило то, что Ларец контролировал климат целого мира, его не волновало, что он обрекает целую расу на медленное и мучительное вымирание. В конце концов, ётуны были врагами.

Он давил их всеми средствами и путями, в том числе установив торговую блокаду, злорадно наблюдая за попытками Лафея хоть как-то смягчить весь этот кошмар.

И тут его сын, его родная кровь, подложил такую свинью… Уму непостижимо!

Обуреваемый жаждой мщения Тор вломился в Ётунхейм, как лиса в курятник, разоряя и убивая, с помощью своих дружков, и на этот раз вывернуть произошедшее в свою пользу не вышло.

На этот раз пришлось действовать по справедливости.

От одной мысли об этом царя перекорежило.

В качестве виры за ущерб пришлось вернуть Ларец, прямо в руки ехидно скалящегося Лафея, обливающего своего давнего врага презрением и невыразимым злорадством. И теперь Ётунхейм вновь восстановится, ведь потерянные жизни пришлось выкупить снятием блокады.

И пусть это в первую очередь выгодно всем остальным, ведь ледяной мир богат драгоценностями, металлами и другими редкостями, мысль о том, что его враги станут жить лучше, приводила в бешенство.

Один был настолько зол на берсерка-сына… Что сбросил его в Мидгард, даже не подумав в первый момент, что это может не понравиться его второму… сыну.

Локи.

Впрочем, Локи всегда был близок к Тору, он защищал и направлял своего брата, пытаясь впихнуть немного мудрости в его мифриловую голову. Может, на этот раз у него даже получится.

Это будет тяжелый урок для Тора… Но крайне необходимый.

В ином случае на трон Бог Грома не сядет никогда.

***

Коулсон незаметно вздохнул, бросив взгляд на два залитых пеной тела. Во избежание неприятностей Тора и Локи накачали тяжелой химией по уши, вколов такие дозы, что можно было отправить в нокаут даже не слона, а целое стадо мамонтов или табун шерстистых носорогов. Позже, уже после быстрого возвращения на геликарриер, бессознательных пленников решили не заковывать в кандалы, а залить пеной, применявшейся при ловле Халка.

Коулсон отлично помнил последнее применение этой супер-пены с мудреным названием, агент помнил, что Халк смог выбраться из ловушки, он даже осторожно напомнил своему шефу об этом эпизоде.

Фьюри лишь кивнул, показывая, что услышал, и на этом возможное обсуждение лучшего способа содержания пойманных возможных богов закончилось, так и не начавшись. Коулсон промолчал. Вся эта ситуация ему дико не нравилась, все инстинкты бывалого агента говорили, что с арестом и захватом Тора с Локи что-то глубоко неправильно, но его мнением никто не интересовался.

Поэтому Коулсон лишь вновь покосился на торчащие из огромных пенных «зефирин» головы блондинов, отвернулся и пошел заниматься делами, причем ноги сами несли его максимально далеко от того отсека трюма, в котором устроили братьев. Никогда не спящая паранойя тихо шептала, что вообще-то лучше всего надеть парашют и выпрыгнуть с борта — немедленно, и это единственный и самый надежный способ сохранить жизнь, здоровье и неповрежденный разум, но Коулсон молча приказал ей заткнуться и попытался отвлечься, занявшись исполнением своих обязанностей.

Паранойя помолчала, после чего заканючила с удвоенной силой, а потом одинокий голосок превратился в хор: к ней подключились инстинкт самосохранения и глас разума.

Фил поинтересовался происходящим в спецотсеке — без изменений. Братья спали, хорошо хоть, не храпели и слюни не пускали, Фьюри бдил — в компании Бартона, Вдовы и десятка спецназовцев. Агент вновь попытался обсудить свои подозрения с Ником: и захват произошел слишком легко, и зачем вообще было сразу настаивать на силовом решении проблемы, неужели нельзя просто поговорить? Но директор отмахнулся от предупреждений, вызвав этим у своего верного подчиненного новые так и не озвученные вопросы, и Коулсон вновь занялся рутиной, изредка косясь на подключенный к системе безопасности монитор.

Вдова о чем-то тихо беседовала с Бартоном, гиперактивный лучник едва не подпрыгивал на месте, то собирая-разбирая лук, то возясь со стрелами, то подкалывая косо поглядывающих на него спецназовцев.

Полет проходил тихо и мирно, врач, отслеживающий состояние спящих, успокоенно сел на раскладной стульчик, даже Ник перестал бегать кругами и защелкал клавишами ноутбука.

Фил поставил подпись на очередном документе, злорадно улыбаясь: отпуск этот индивидуум получит только через его хладный и разложившийся труп, — положил документ в стопку, бросил взгляд на экран и обомлел. Агенту хватило секунды, чтобы сорваться с места, подхватив табельное оружие, хлопнуть по пути по кнопке общей тревоги и помчаться в трюм.

***

Ник был очень быстрым. Всегда. С детства. После принятия экспериментальной версии сыворотки Эрскина-Старка скорость реакции только выросла, поставив его практически в первый ряд супербойцов, да и вообще эта искусственная панацея и эликсир жизни в одном флаконе сказались на организме мужчины наилучшим образом.

Его насторожил странный звук, словно легкое поскребывание, выделяющееся своей необычностью даже среди окружающего шума: гул моторов, разговоры, стуки и скрежет…

Фьюри поднял голову, распахнув в шоке не скрытый повязкой глаз. Пленники исчезли. Он больше не видел их голов, а пена выглядела нетронутой. Он открыл рот, но горло, стиснутое невидимой удавкой, не издало ни звука. Фьюри попытался дернуться — бесполезно, тело сковало, словно воздух превратился в бетон, он мог только слегка шевелиться, но это все.

Вокруг раздалось яростное сипение — все остальные столкнулись с точно такими же проблемами, что и директор, а затем дальний темный угол стек, как разлитая нефть, и на тяжело дышащего мужчину уставились беспощадные голубые глаза.

Локи плавно прошагал к скованному директору, придирчиво изучил пару стульев, выбрал наиболее подходящий, по его мнению, и сел, сканируя Ника глазами. Тор сесть на хлипкий стул не рискнул, встав за спиной брата.

— Приветствую, господин директор, — Локи учтиво поприветствовал Фьюри, но тот не обманывался приветливым выражением лица. — Весьма рад знакомству. К сожалению, — блондин показательно сокрушенно вздохнул, — наша встреча произошла при не самых благоприятных обстоятельствах, но думаю, это можно поправить. Не так ли? — изогнул бровь Локи.

Фьюри промолчал, но по чисто техническим причинам, а так сказать ему было что.

— И исправлять я начну прямо сейчас, — продолжил Локи. — С того, что преподам вам урок вежливости.