Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 145

Он положил перед Денисом чистую одежду и деликатно удалился.

Надевать шмотки придурковатого Андрея не очень хотелось, но это всё-таки лучше, чем пропитанная кровью и грязью рубаха и ветхие шорты. Денис быстро натянул просторные льняные брюки (кстати, не рваные, что бы там ни говорил белобрысый Антошка), переложил в карман потрепанную карту, намного медленнее и аккуратнее, чтобы не потревожить клеймо, влез в рубашку.

— Переоделся? — спросил Василёк, заглядывая под тент. — Держи.

Он сунул Денису миску черники, сгреб в охапку грязную одежду и снова исчез.

Денис почувствовал, что есть чернику не надо: чем меньшим он им обязан, тем лучше. Аккуратно поставил миску на песок возле спальника, лег на правый бок, чтобы не тревожить ожог, закрыл глаза.

Спать не получалось: хлопал на ветру тент, садилась на щеку назойливая муха, взлетавшая на пару секунд, стоило только пошевелиться. А шевелиться было больно, но лапки мухи противно щекотали, и от этого хотелось кричать.

— Командор, а когда можно достать свистки? — спросил кто-то.

— Не шуми, — отозвался Командор.

И продолжил говорить что-то совсем тихо, неразличимо. Чем дольше Денис лежал, пытаясь уснуть, тем отчетливее слышал, как затихают разговоры, замирают шаги, приглушается возня. Будто они все и вправду оберегали его покой.

Наверное, таблетка всё-таки оказалась ядом, убивающим бдительность, убаюкивающим, расслабляющим. Денис почувствовал, как его качает и уносит куда-то, где нет ни жгучего клейма, ни головной боли, ни тревоги. Сквозь сон он слышал, будто бы кто-то хвастался, что нашел кучу подосиновиков, а кто-то другой говорил, что в этом году они рано. Конечно, это всё ему только снилось, но как же здорово окунуться в умиротворение ленивых летних будней, притвориться, будто всё по-настоящему…

Выдернули его резко, будто свет включили.

— Не бойся, — сказал Василёк. — Гроза далеко, нас не заденет.

Денис привстал — слишком резко, заболела потревоженная лопатка — и обнаружил, что под тент набилась вся неадекватная орава во главе с Командором. Снаружи лил дождь, в небе над озером нехорошо сверкало.

Грянул гром. Андрей с Митей прижались к Командору, Тушканчик вцепился побелевшими пальцами в Арсения. Антошка обхватил себя руками, явно пытаясь унять дрожь. Лёлик и Стас, кажется, держались из последних сил, с недоверием рассматривая небо.

— Как ты? — спросил Василёк.

Денис пожал плечами. Почему-то подумалось, что сейчас он вполне мог бы встречать грозу в гордом одиночестве в какой-нибудь канаве.

— Ешь чернику, — сказал Андрей, вынырнув ненадолго из-под руки Командора.

— Дай человеку проснуться, — одернул его Командор.

В небе снова полыхнуло, и дети хором стали считать. Гром ударил на тринадцатой секунде.

— Четыре километра, — сказал Командор. — Отдаляется.

— Точно? — спросил Андрей, при ударе грома снова нырнувший ему под бок.

— Точно, — вздохнул Командор. — Антошка, всё нормально?

— Нормально, — неуверенно ответил Антошка.

Командор протянул руку, вроде бы небрежно взъерошил ему волосы:

— Они не придут.

========== Они ==========



На улице больше никто не кричал.

Антошка понимал, что значит это только одно: все умерли. Даже посаженный на кол отец общины больше не стонал. Всё это время от жуткого воя хотелось лезть на стену, но теперь, когда он прекратился, стало совсем невыносимо.

Запах Антошку уже не беспокоил, смешавшись с остальными неизбежными атрибутами реальности. В библиотеке было даже относительно уютно, если не замечать гору трупов и мебели у двери. Все эти пыльные книги, аккуратные полки, забытая газета на подоконнике читального зала — всё выглядело нормальным. Будто не было никаких мародеров, тварей, бойни. Будто сейчас из-за стойки вынырнет какая-нибудь Зинаида Яковлевна в раскосых очках на цепочке и зашикает: «Что расшумелся?»

Антошка всхлипнул, подобрал ноги, чтобы полностью поместиться на пустой нижней полке, прижал к груди истрепанный сборник сказок Топелиуса и закрыл глаза.

Грохот вернулся. Они снова бросали в костер петарды и громко, совсем по-звериному хохотали, когда пленников рвало на части взрывами. Очкастая девица с глупым именем Агнета, кажется, задохнулась дымом. Она не кричала и просто свисала со своего столба. От разорвавшейся петарды ее немного тряхнуло, очки пошли трещинами, как белый осенний лёд на речке, если топнуть по нему ногой. Что-то случилось с ее ногами, как-то изменилась общая целостность, или так просто казалось из-за зыбкости воздуха за языками пламени, но Агнете было всё равно, и Антошка побежал, неожиданно обнаружив, что его не держат.

Сказки полетели на пол, Антошка подпрыгнул, ударился головой о полку. Вернулся в настоящее. Он уже сбежал, чудом увернувшись от мародеров, залетел в библиотеку, помог остальным баррикадировать двери… То, что было дальше, вспоминать не хотелось, но как тут забудешь?

Их было шестеро, с Антошкой — семеро. Они отчаянно боролись, хотя ясно было, что все обречены. Разве сбежишь от вооруженных и агрессивных мародеров?

Боролись. Таскали к двери столы, стулья, вешалки. Не сдавались.

Мародеры уже заиграли насмерть всех, кого отловили на улицах, и теперь рыскали по домам, улюлюкая и восторженно аплодируя друг другу, когда удавалось отыскать еще кого-то свеженького.

Дернули дверь, заорали:

— Джекпот!

Потом библиотека наполнилась шумом, от которого Зинаида Яковлевна сошла бы с ума. Полетели во все стороны щепки, брызги чего-то красного. Те, кто стоял у двери, теперь у нее же лежали. Антошка, тащивший к баррикадам кресло, замер, рассеянно провел рукой по щеке, выдернул длинную щепку и принялся ее рассматривать. Никак не получалось понять, что это за предмет и что он делает в щеке. Потом стрельба стихла, за дверью посовещались и радостно завопили:

— В окно!

Антошка будто проснулся — и будто не просыпался вовсе. Отбросил щепку, подошел к нагроможденным у двери трупам, лег рядом, дернул на себя то, что совсем недавно было Майей: рыжая копна волос, красное месиво вместо лица, неряшливая блузка. Зарылся лицом в ее подмышку, чувствуя запах свежего пота поверх застарелого. Застыл.

Зазвенело разбитое стекло, затопали по полированным полам грязные ботинки. Антошка перестал дышать.

Мародеры бегали по узким проходам, играли в прятки, ржали. Потом стали кидаться книгами. Потом кто-то предложил:

— Костер!

Антошка почти решился сбросить с себя Майю и попытаться сбежать. Конечно, догонят, но гореть ведь страшно…

— Мужика в платье поймали! — с восторгом заорал кто-то на улице.

Мародеры мгновенно забыли о костре, повыскакивали в окно. Антошка очень осторожно высунулся, вдохнул. Тошнотворный запах крови наполнил легкие, а в ушах зазвенело от воплей того самого мужика в платье, строгого отца общины, которого Антошка отчаянно боялся.

Его насадили на торчавшую из недостроенной парковки арматурину совсем рядом, Антошка видел происходящее, подкравшись к окну. Несколько раз отца общины роняли, он орал, потом замолкал, теряя сознание, а потом они наконец додумались пристроить рядом с арматуриной опору, привязать отца общины за руки.

Дальше Антошка смотреть не стал. Забился в угол, зажал уши, чтобы не слышать, усилием воли отключился.

Когда очнулся, они ушли. Кажется, ушли. А трупы у двери остались, орущий от боли отец общины остался. Антошка видел, что теперь его заведенные за спину руки задраны вверх — нет, не задраны, это он сам съехал вниз по толстенной арматурине.

Антошка не смог бы снять его. Не смог бы. Но он должен был хотя бы попытаться. Или просто перерезать ему глотку куском стекла, чтобы прервать страдания.