Эффект зеркала

Как бы то ни было, искать ее становилось все сложнее. Вряд ли она снова воспользуется этим именем. И что в сухом остатке? Олег понятия не имел, как ее зовут, где она может жить, и кто она, черт побери, такая. Чувствовал, что теперь просто обязан ее найти, но впервые в жизни не представлял, с чего начать.

6. Сон в руку

Больничная еда была пресная и чуть теплая, но Айя набросилась на нее с таким рвением, что соседки по палате удивленно переглянулись.

 – Добавку хочешь? – с легким оттенком брезгливости спросила девушка модельного вида.

В любой другой момент Айя нашла бы повод с ней сцепиться и в лучшем случае – на словах, но сейчас балом правил желудок. Поэтому она благосклонно приняла вторую порцию. Все равно Цапля питалась хлебцами и черт знает какими фитнес-коктейлями.

Палата оказалась неплохим временным пристанищем, и Айя даже пожалела, что раньше не додумалась устраивать себе периоды санаторно-курортного лечения. Один раз она, правда, пробралась летом в загородный отель, подтибрила браслетик на «все включено» и пару дней плавала, ела от пуза и грела косточки в модных саунах. Ночевала в свободных номерах. Сложнее всего в этой истории было заново лепить после себя лебедей из полотенец. Выходили какие-то кукиши, но погубили Айю не они. Она примелькалась сотрудникам, те, наконец, сообразили, что к чему, и ее поймали. Дальше она предпочитала не вспоминать, а выбравшись на свободу, решила с отпусками покончить.

Двадцать девятая больница была унылой тенью, забитой падчерицей по сравнению с тем отелем. И все же Айя получила трехразовое кормление, горячий душ, чистую широкую кровать, которая забавно складывалась при нажатии кнопки, и четырех храпящих соседок. Впрочем, последнее обстоятельство почти не мешало: человека, который провел несколько лет в детдоме, убаюкает даже перфоратор.

Наевшись, Айя одолжила телефон у Цапли, сообщила по электронке Мишане, что визит переносится, и улеглась слушать истории свежеиспеченной бабушки. Та вещала на всю палату про то, что если бы ученые изобрели способ измерять IQ у полугодовалых младенцев, их айкьюметр разорвало бы в клочья от одного приближения к маленькому Альбертику.

Вечером в палату заглянул Валера и вытащил Айю в коридор.

 – Ну что там с МРТ, Костоправ? – она назвала его старой фанатской кличкой: от сытости впала в благодушие и почти забыла про странное видение в смотровой.

– Вроде чисто, – они сели на свободную лавочку. От Валеры пахло сигаретным дымом и то ли селедкой, то ли скумбрией. – Ни опухоли, ни аневризмы…

 – А почему у тебя такой тон, как будто это плохая новость?

 – Я поговорил с неврологом, – Валера неохотно посмотрел ей в глаза. – И он считает, что симптом… Не очень хороший. В общем, завтра сделаем КТ, энцефалограмму… А потом он сам заглянет к тебе, посмотрит. Не волнуйся, он свой мужик. Из наших.

 – Спартаковец? – Айя изобразила радость. – Тогда не вопрос. Пусть смотрит. Но говорю сразу: башка у меня крепкая. Всякое прилетало, но тьфу-тьфу-тьфу…

 – Вот меня и беспокоит, что прилетало. Ты бы поаккуратнее. Я понимаю, за наших сам готов порвать. Но у меня весовая категория другая. Одна драка с мужиком вроде меня, тем более, если он за коней и принципов у него нет вообще… Кровоизлияние в мозг – и все, – он участливо положил руку ей на здоровое плечо, и Айю будто шарахнуло током.

Фотовспышкой перед глазами появилась картинка из видения: домик, сирень, платье… От прикосновения? Или его слов про драку? Но стрелка настроения мгновенно упала к нулю.

 – Не волнуйся, – Валера неверно истолковал ее замешательство. – Главное – вовремя найти проблему. Выбрать тактику. У тебя случались галлюцинации? Я не спрашиваю про всякие препараты, или чем ты могла баловаться… Но вот так, на ровном месте, были?

Слова прилипли к нёбу старой ириской. Крюкова с сомнением смотрела в его серые, с желтыми подпалинами на радужке, глаза. Сказать? Ведь говорят же, что правду надо говорить в двух случаях: на исповеди и у врача. И Айя, чей язык плел вранье быстрее, чем она его сочиняла, впервые не могла решиться. Просто на исповеди она не была никогда, а единственной фразой, которую раньше слышала от врачей, была: «Дышите, не дышите». 

Она смирилась со своими видениями, привыкла к ним. Тем более, всегда их контролировала: не хочешь трепать себе нервы – просто не зажигай свечу. Но там, в смотровой… Такого не случалось прежде. И хорошо, если это был просто глюк от болевого шока или неправильной дозировки. Но внутренний голос назойливо шептал: «А вдруг нет? А вдруг правда?..»

 Валера своими плечами вышибалы и умными словами внушал доверие. Он – врач. Он – друг. Он никогда не сделал бы человеку плохо… Айе хотелось стиснуть виски ладонями, чтобы унять сомнения и прекратить муки выбора. И она бы стиснула, если бы одна из рук не висела бесполезной тряпкой в повязке. Поэтому голову разрывало, и ничего с этим поделать не получалось.

В конце концов, в схватке разума и смутных сомнений победил первый. Уложил интуицию на обе лопатки одним сокрушительным ударом логики. Ведь медицина – вот она. Выпил таблетку, и боль прошла. Помазал прыщ, и больше его не видно. Вдруг и у странных видений Айи есть простое объяснение? Вдруг это всего-навсего глюки? Какая-нибудь крошечная фиговина в ее мозгу сместилась, уткнулась куда-то, как чужой локоть в автобусной давке, и от этого появились цветные фильмы без кинотеатра? Ведь у алкоголиков часто рождаются дети со всякими отклонениями.

Вдруг где-то есть таблетка от всего этого? Невролог найдет причину, ее вылечат, и больше никаких тайн, от которых сама себя считаешь сумасшедшей. Да и тот майор… Горовой. Вдруг, померещилось? Ну какой из него убийца? Ни пистолета, ни наручников. Просто старый брюзга. И ловит он ее только ради расследования.

 – Слушай, Валер… – начала она осторожно, ведь не скажешь в лоб: «Я вижу мертвых», окатив облаком пара.

 – Значит, все-таки были?

 – Да нет, я не об этом… Я одну вещь хотела спросить… Тебе что-нибудь говорит название «Малые Вяземы»?

Валера изменился в лице. Будто кто-то стер улыбку мокрой тряпкой. Взгляд стал колючим, сжатые губы побледнели, а под щетиной на скулах заползали желваки.

 – Что ты сказала? – спросил он тихо, и от этого тона ей захотелось просочиться через стену в палату и спрятаться в тумбочке.

 – Я просто… Забей. Перепутала.

 – Нет, погоди! Где ты это слышала?

 – Валер, говорю же… Я… Я просто… Ты же в курсе, мне негде перекантоваться сейчас в Москве. А домой как-то беспонтово тащиться, – она включила развязность. – И наших напрягать… Вроде сейчас дешево снять дачу. А там протопить, вся фигня… Я думала, ты знаешь…

 – Нет. Не знаю. А почему Малые Вяземы? – он не сводил с нее тяжелого взгляда.

 – Да так… От девчонок в палате слышала. Ты чего завелся-то?

 – Ладно. Мне пора. Завтра тебя заберут на КТ.

Он резко встал, и стоило ему отойти и свернуть за угол, как Айя смогла, наконец, глубоко вдохнуть. Что за черт?! Это все-таки была правда? Не нужны были особые способности, чтобы заметить, как он ощерился. Словно кто-то решил разбить клумбу там, где у собаки зарыта кость. А если и правда зарыта? И что? Ехать теперь в эти несчастные Вяземы с лопатой и проверять? Или он просто изнасиловал… Или это была ссора? Или вообще, мать его, глюк, и пора бы перестать об этом думать?

Айя была бы счастлива не воспринимать видение всерьез. Но едва она забралась под одеяло и отвернулась к стенке, как перед глазами вновь замелькали тошнотворные желтые цветы. И круговорот затягивал, не позволяя проснуться.

Цветы вращались перед глазами, вращалась ржавая крыша домика… 

 – Хватит! – заорала Айя, и все вдруг прекратилось.

Вот только перед ней были не цветы, и не платформа, как в прошлый раз. А здоровенный плакат про травмы. Красно-коричневым были раскрашены мышцы, желтым выделены подзаголовки. Она стояла в пустом коридоре, жужжали лампы, холодный свет отражался от бугорков на линолеуме. Да, это был больничный коридор.