Город убийц

— У вас было ружье?

— Нет, конечно. Я не имею права носить оружие.

— И вы гуляли в одиночестве по опасным сопкам?

— Да, я гулял в одиночестве по опасным сопкам. Ройтман убеждал меня нанять охрану, но я так и не собрался.

— Переговоры вели с кем-то об охране?

— Нет.

— Как обычно были вооружены агенты РАТ? — спросил Макеев.

— Да так же, — ответил я.

— У них могли быть арбалеты?

Я затормозил. Да, были у них арбалеты. И, наверное, детектор уже отобразил у следователей это мое «да».

— Какие у них были арбалеты? — тут же подтвердил мои страхи Берг.

Мне ничего не осталось, как ответить.

— Автоматические миниарбалеты с усилением. Дальность в два раза больше, чем у ружья, хорошо прятать в разобранном виде и трудно обнаружить детекторами оружия.

— Хорошо, господин Вальдо. Спасибо. Вы умеете таким пользоваться?

— Когда-то умел. Но давно не держал в руках. Сейчас не уверен. Надо у Ройтмана спрашивать: стирали они это умение или нет.

— То есть у вас не было арбалета в Чистом?

— Нет, конечно. После того, как я сбежал из Лагранжа, чтобы предложить помощь Данину, я больше не нарушил ни одного запрета. Арбалет — оружие.

— Ну-у, — протянул Берг, — спортивное же оружие.

— Все равно. У меня была такая мысль. Вы, наверное, какой-нибудь пик там увидели на слове арбалет. Была, но я ее не воплотил. Местные жители, кстати, арбалетами не пренебрегают. Арбалет эффективнее против крупного зверя, чем дробовик. Но у местных арбалеты покрупнее, чем были у РАТ. Зато почти без электроники.

— Маша ведь бегала за вами, да? — спросил Берг.

— Немного.

— Не мешала?

— Не очень. То есть мешала, конечно, но с другой стороны с ней можно было пообщаться. Местные жители меня не баловали.

— Отрывала от работы, от размышлений глупыми разговорами?

— Отрывала. Господин Берг, вы что считаете, что за это можно убить?

— Я нет. Но такое бывает.

— Я тоже нет. Знаете, для убийства мне нужны были, куда большие основания даже двенадцать лет назад, уж не говоря о сейчас.

Следователи убрались восвояси, и я так и не понял глубокий смысл их визита. Об оружии РАТ расспросить? А через неделю, раньше, чем обещал, Кастальский разрешил мне летать в Озерное. «Только пить нельзя, Анри, — напутствовал меня он, — а то сорветесь».

Городок и правда привел меня в состояние эйфории. Вроде бы только две недели разной степени несвободы, но до этого было Чистое: деревня, и этим все сказано. А Озерное — настоящий город, хотя и маленький. С лавочками и магазинчиками, речкой с набережной, с балюстрадой и уличными фонарями, со сквериками, открытыми кафе и миниатюрным парком.

В одном из таких кафе на набережной я заказал себе кофе, и проторчал там почти до десяти вечера, будучи совершенно счастлив, и поражаясь тому, как можно быть счастливым от такой ерунды.

Недели три все шло отлично. Я жил на Сосновом, один-два раза в неделю, обычно по выходным, летал в Озерное, учился, ходил на беседы к Кастальскому, читал новости в Сети.

Последняя привычка однажды здорово выбила меня из колеи.

Хазаровский прилежно выступал перед народом, стараясь заработать себе очки перед референдумом, но я все реже заглядывал в его интервью, во-первых, не надеясь увидеть что-то новое, и, во-вторых, не желая портить себе настроение очередным доказательством того, что он прочно забыл и обо мне, и о моей роли в его спасении.

Однако новость была в топе и имела такой заголовок, что я просто не мог ее проигнорировать: «Императора заставили вспомнить об Анри Вальдо».

Как выяснилось, его не захватили в заложники, и не приперли к стенке, просто один тессианский, естественно, журналист, поинтересовался моей судьбой.

— У господина Вальдо все в порядке, — успокоил Хазаровский. — Он в Реабилитационном Центре под наблюдением психологов.

— Леонид Аркадьевич, а вам не кажется это несправедливым, учитывая его заслуги и перед империей, и перед вами лично?

— Это не совсем мое решение. По приговору Народного Собрания он должен находиться в ссылке, и было бы неуважением к НС амнистировать господина Вальдо менее, чем через год после приговора. И так я не могу исполнить его в точности, из-за возражений жителей Чистого. Приговор практически был смягчен, и, видимо, Анри сам это понял, поскольку не стал подавать протест. И я рад, что прислушался к советам психологов и отправил его на Сосновый. Господин Вальдо двенадцать лет назад был самым опасным человеком империи, он и сейчас им остается. Да, психологи утверждают, что к террористической деятельности он никогда не вернется, и я склонен им верить. Но воевать он не разучился. И не утратил способности убивать на войне. И, если мы сохранили ему жизнь (а поступить иначе было бы подлостью по отношению к нему), его лучше иметь своим союзником. Было бы логично осыпать его милостями, чтобы заручиться его поддержкой, но это было бы кощунственно по отношению к его жертвам и, как ни странно, малоэффективно. Потому что Анри Вальдо не продается. Никакие милости для него не выше его собственных взглядов и убеждений. Реабилитационный Центр — это компромиссное решение, которое в какой-то степени устраивает и его противников, и сторонников, и его самого. Анри не тот человек, который откажется от борьбы, если ситуация для него неприемлема. Значит, приемлема.

Я отключился от Сети и пошел гулять по Сосновому. Не знаю, что я так взвился. В принципе, ничего нового и неожиданного он не сказал.

Кастальский естественно быстро оценил мое состояние и подловил меня на лесной дорожке.

— Анри, надо поговорить.

— Я в порядке.

— Состав вашей крови говорит об обратном.

Я пожал плечами.

— И стиль общения тоже, — сказал он. — Анри, давайте не терять времени. Выкладывайте, что случилось.

Я рассказал.

— Ну, и что? — сказал он. — По-моему, один сплошной комплимент.

— Двадцать лет назад я бы, наверное, счел комплиментом звание самого опасного человека империи, но сейчас, увы. Это пройденный этап. Я ему жизнь спас, а он говорит, что я опасен и меня нужно держать в Реабилитационном Центре под контролем.

— Он правильно говорит, судя по вашему поведению. Именно в РЦ и под наблюдением психологов. Вы неадекватно реагируете. Анри, я сейчас назначу лекарства. Принимать обязательно. Я проконтролирую.

— Да не пойду я его убивать, — сказал я.

— Не сомневаюсь. Но тратить энергию на бессмысленную обиду на пустом месте будете. А это незачем.

Лекарства оказались набором инъекторов, и Кастальский утверждал, что учебе они не помешают. Инъекции я должен был делать себе сам, что, впрочем, не составляло никаких трудностей. Инъектор представлял собой маленькую таблетку, которую надо было только приложить к плечу, и препарат сам совершенно безболезненно всасывался в кровь. «Утром и вечером, — сказал Кастальский, — как чистить зубы».

Я не спорил, в виду бесполезности этого мероприятия. Как-то я задержался с приемом на пару часов, и тут же нарвался на выговор от Дмитрия — состав моей крови выдавал меня с головой.

Прием «лекарств» имел неожиданные последствия. Нет, учебе он действительно не мешал, и о злосчастном интервью я забыл буквально на следующий день. Дело в другом.

На неделю Кастальский запретил мне летать в Озерное, так что в очередной раз я оказался там только в воскресенье.

Открытое кафе на берегу озера с видом на наш остров. Вечер. Близится закат. Я дисциплинированно пью кофе с круассаном. На веранду входит молодой человек моего возраста или чуть младше. Черты лица, манера держаться, походка — все в нем кажется мне смутно знакомым.

— У вас не занято? — спрашивает он.

И голос! Я узнаю его.

— Садись Симон, — говорю я. — Для тебя свободно.

— Я рад, что ты узнал меня. Следует ли минут через десять ждать полицию?

— Не факт.

Я сам удивился, насколько спокойно отреагировал, не то, что в Чистом на Филиппа. Так, призрак из прошлой жизни. Возможно, Кастальский ничего не заметит.