След орла

Громкое слово – близкие. Нанду с ней только поздоровался сухо за завтраком и слинял из столовой. Больше они даже не пересекались. И его нельзя винить. Ему досталось по полной программе из-за нее. Снова она не хотела ему навредить, пусть и случайно. Да, ей не хватало его глупых шуток, самолюбования и пиратской улыбки. Временами его бывало слишком много, зато сейчас стало понятно, что кроме него веселья ждать не от кого. А Маре было нужно поговорить с кем-то. Обсудить свои опасения. Брин? Она не воспринимает эти легенды всерьез. Джо? Хорошо бы. Даже если он будет просто молчать.

И она снова двинулась на скалы. Было уже поздно, комендантский час вступил в силу. Но она уже и без того получила взбучку, хуже ведь не будет. Тем более, Вукович собралась ее увезти. И стоит появиться в домике, как агент Джонсон снова нацепит браслет безопасности, поэтому ну ее к чертям.

Джо на камнях не было, зато лежал ее забытый телефон. Надо было думать, кому поручать… Что ж, зато она может связаться сразу со всеми. Написала в общий чат Брин, Нанду и Джо: «Я на большом камне. Приходите, кому не лень».  Разулась, свесила ноги в ночное море и смотрела, как расходится от ее щиколоток рябь.

Интересно, какова ее роль во всей этой истории? Вдруг и про нее кто-то из Четырех написал послание Совету? И какие они? Страшно таинственные, в черных плащах и масках? Или самые простые люди, которых не разыскать в толпе? Сохранились у них древние способности? И если бы она жила кучу лет назад, что бы она умела делать? Лезть к людям в душу или говорить с травой? Или что там еще упоминала Дзагликашвили…

Мара оглянулась: никого. Видимо, не нашлось желающих нарушить запрет. Единственный, кто мог бы прилететь сюда, – Нанду, – явно не хотел этого делать. Чат молчал. Тогда она решила перевоплотиться, пока не наступил завтрашний день. Мало ли, запрут в домике. Или Вукович утащит в бункер, где нельзя трансформироваться… Мара бережно сняла отцовские часы и спрятала их в кармашек на молнии. Полетают они когда-нибудь снова?.. И это этой мысли ей вдруг стало так тоскливо, так сильно захотелось плакать, что она даже затрясла головой, чтобы не раскисать. Еще раз огляделась на всякий случай. Торопливо стянула одежду и взмыла вверх. Вышло быстро и изящно, отец бы оценил. Почти как у него. Интересно,  полетают они еще раз снова? Как хорошо, что орлы не плачут!

Светлое ночное небо Швеции приняло ее в свою лавандовую глубину. В августе оно снова потемнеет, поднимется широким звездным куполом. Осенью придут ветра, а зимой будет до того промозгло и холодно, что даже спать придется в шерстяных носках. И все равно Мара хотела провести зиму на Линдхольме. И осень… И все годы до своего выпуска. А может и дольше. Но только если отец снова вернется, и она перестанет доставлять проблемы друзьям.

Она парила, стараясь напитаться ветром, как губка водой. Чтобы он вытеснил из ее нутра тягостную, ноющую боль, которая никуда не девалась с самой встречи с отцом. И ей показалось было, что все прошло, однако воздушный поток донес до нее знакомый медвежий запах. Она развернулась: на камнях чернела мохнатая туша. Джо все-таки пришел. И как он понял, что именно его густой мех ей нужен сейчас, как жилетка друга?

Мара спикировала вниз, за камень, перевоплотилась и ради минимального приличия натянула трусы и футболку. И бросилась к огромному медведю Джо. Обхватила могучую шею руками, уткнулась носом в теплую шкуру и заревела. Черт, когда же она успела стать плаксой? И что подумает Джо, которому чужды были подобные всплески эмоций? Но он мужественно сидел и не шевелился, давая ей возможность излить все, что накопилось.

– Я не хочу уезжать, понимаешь? – бормотала она, судорожно всхлипывая. – Мне страшно! Ни фига я не сильная. Я трусиха, Джо, трусиха! И можешь больше не дружить со мной. Я боюсь этого чертова Совета. Боюсь, что отец больше не вернется. Боюсь этой Линкс… Боюсь, что Нанду отчислят из-за меня, а с тобой что-то сделают… Не поддавайся им, Джо, умоляю тебя! Это идет от Четырех… И их я тоже боюсь!  Я ничего не понимаю! Мне кажется, что я палка, которая плывет по реке, и ее бьет о камни… Я ничего не могу сделать! Ох, Джо! Как я хочу залезть под одеяло, а потом проснуться… И чтобы ничего этого не было. Чтобы как раньше. Ты, я, Брин, каникулы… И Нанду тоже…Джо, не отпускай меня…

Медведь не мог ей ответить. И даже не шевелился. Но он был большим, крепким и надежным. Он излучал спокойствие, и, опустошив слезные железы, Мара впитала частичку его силы духа. Отстранилась, вытерла опухшее лицо. Виновато посмотрела на его слипшийся мокрый мех.

– Прости, Джо. Но учти: этого никогда не было.

Он кивнул, тяжело поднялся и, переваливаясь, направился за камень. Мара подумала, что он решил вернуться домой до рассвета, но через минуту Джо появился снова уже в человеческом облике, поправляя штаны.

– Посидишь еще? – с надеждой спросила Мара.

– Почему еще? – он с невозмутимым видом устроился рядом. – Ничего ведь не было. Я только пришел.

– Как же я по тебе скучала, – улыбнулась она.

– Оденься, без шкуры я тебя не согрею.

Она удивленно посмотрела на свои голые ноги и только сейчас поняла, что сидит на камне. Встала и, подпрыгивая, натянула джинсы, которые от долгого соседства с ночным морем стали неприятно влажными и холодными. Зябко поежилась.

– А это? – Джо поднял вверх ее лифчик.

– Ну его, – она скомкала предмет белья в жалкую тряпку и пихнула в задний карман. Жалко я без толстовки…

– Садись ближе.

Он вынул правую руку из рукава и разделил с ней кофту. Наверное, издалека они были похожи на гигантских сиамских близнецов.

Сидели молча, каждый думал о чем-то своем. Джо всегда был удивительным. Рядом с ним казалось, что слова лишние. Ни один мускул не двигался на его будто высеченном из камня лице, но при этом Мара отчего-то знала, что он понимает все, что творится у нее внутри. И ей было этого достаточно.

Запели первые птицы. Мара обернулась было, ей послышался знакомый посвист, но сколько она ни всматривалась, так и не заметила дрозда. Мало ли на острове пташек?

Через час, замерзнув и проголодавшись, они все же вернулись к домикам. Мара осторожно влезла в окно душевой, как делала, когда приходилось нарушать правила. И босиком прокралась в свою комнату.

Агент Вилма Джонсон спала на кресле в общей комнате. Видимо, планировала устроить беглянке эффектную встречу. Но не тут-то было: Мара умела обходить и не таких сторожей. Стараясь не скрипеть, влезла на верхний ярус своей кровати. Ида ван дер Вауде приоткрыла глаза и хищно осклабилась, но Мара потерла указательным пальцем о большой, обещая вознаграждение. Придется потом перевести соседке пятьдесят евро на карточку – молчание голландки стоило дорого. Но поставить на место агента Верховного Совета, – за это удовольствие можно было и заплатить.

Мара накрылась одеялом и беззаботно уснула, и когда спустя несколько часов в спальню ворвалась агент Джонсон, довольно убедительно терла глаза и невинно потягивалась.

– В чем дело? – сонно спросила Мара, молясь, чтобы та не откинула одеяло и не увидела джинсы.

– Где ты была всю ночь?!

– Спала. Тут. Ида, скажи ей!

– Не ей, а мисс Джонсон! Это правда, мисс ван дер Вауде?

– Храпела, как старый опель нашего садовника… – Ида накрылась подушкой. – Можно меня в это не втягивать?

– Мисс Тхакур, где была мисс Корсакофф? – обратилась Джонсон к Рашми.

Та отогнула краешек шелковой маски для глаз.

– Мисс Джонсон, нарушать мой распорядок дня входит в ваши обязанности? Может, мне уточнить это у отца?

На агента было жалко смотреть. Ее ноздри раздувались, на скулах ходили желваки.

– Вашу руку, мисс Корсакофф, – она застегнула на запястье Мары новый браслет. – Вам запрещено перемещаться куда-либо кроме столовой и библиотеки вплоть до вашего отъезда.

И вышла, хлопнув дверью.

Мара с улыбкой откинулась на подушку, но не успела она снова уснуть, как Рашми подала голос: