След орла

– Это потрясающе! – выпалила она, едва обретя способность говорить. – Вы бы видели! Там все… Внизу… И зайцы… И деревья… Запах… Господи, ну почему нельзя было сделать пансион тут?!

– Вопрос не ко мне, – хмуро ответила Вукович. – Ты слишком долго летала. Еще рано принимать облик орла больше, чем на два часа.

– Ерунда! – отмахнулась Мара. – А ветер? И потоки… Ууууф, несут тебя… А на той стороне даже видела мышь. С высоты! Слышала ее! Такой воздух…

– Приди в себя. Ты даже говорить нормально не можешь! Сознание тотема слишком сильно…

– Все под контролем. Сейчас буду в норме… Нет, вы бы видели…

Только через пятнадцать минут, приняв душ и перекусив, Мара ощутила, что туман восторгов отступил. Возможно, ее и правда занесло… Сколько ее не было? Три? Да нет, почти четыре часа. Еще ни разу она не была так долго в облике тотема. Увлеклась. Ничего, впредь будет осторожнее. Отец не раз рассказывал ей, что сознание животного может взять верх даже над опытным перевертышем. Профессор Мартин Айвана уже проводил подобный эксперимент. Сутками находился в теле игуаны. И это стоило ему рассудка, пусть он и совершил прорыв, преобразив свой тотем в дракона, которого кто-то считал давно вымершим, а кто-то и вовсе глупой фантазией. Вопрос оставался лишь в том, стоила ли огнедышащая ящерица безумия? И пожизненного заключения в секретной лечебнице Верховного Совета? Для Мары ответ был очевидным: нет. Ей и задаром не хотелось превращаться в какого-нибудь птеродактиля, если потом она не смогла бы вспомнить собственное имя.

На свежем воздухе отлично спалось, и на следующее утро девочка вскочила из кровати бодрая и готовая разнести в пух и прах весь Совет солнцерожденных. И с удивлением обнаружила, что Вукович сидит за столом полностью собранная и с мрачным видом глушит кофе из большой кружки.

– Вы в порядке? – насторожилась Мара.

– Все прекрасно. Одевайся, нам пора выходить.

Больше ничего из нее вытянуть не удалось. Они шли в гнетущем молчании около получаса до одинокого фуникулера. Ни домов вокруг, ни людей. Только будка, сплошь увешанная запрещающими знаками, и черная кабинка фуникулера.

– Ваши документы? – сурово спросил по-французски мужчина в будке.

Вукович протянула ему паспорта, тот сверился со списками и удовлетворенно кивнул.

– Приготовьтесь к инъекции.

– Что?! – воскликнула Мара. – Вы ничего об этом не говорили!

– Все нормально, – хорватка повернулась к человеку на посту спиной и чуть приспустила брюки на пояснице. – Это гормон беременных. Стандартная процедура: его вкалывают всем посетителям.

Мара припомнила: Брин что-то рассказывала об этом в прошлом году. Поскольку во время беременности перевертыши утрачивают способность к трансформации, чтобы не навредить ребенку, этот гормон стали использовать как средство остановить превращения. Правда, Брин не упоминала такие случаи, и Мара считала, что гормон колят только преступникам и особо опасным сумасшедшим. Совету определенно было, что скрывать, раз они пичкали лекарством всех гостей.

Укол вышел довольно болезненным. Мало того, их еще заставили дожидаться полчаса, пока вещество проникнет в кровь и подействует, и лишь потом выдали пластиковые карты на лентах, – именно такой пропуск Нанду и нашел в кабинете Смеартона, – и запустили в кабинку фуникулера.

С названием Дворец Солнца Совет явно погорячился. Главное здание Линдхольма было солиднее этой вросшей в скалу лачуги. И ради этого все меры предосторожности? И откуда же столько гонора у Уортингтона и Тхакура? Велика честь – работать в Верховном Совете. Чины и звания на пустом месте, и тележка тщеславия в придачу. Наверное, им удается сохранить в людях трепет от одного слова «Совет» только потому, что сюда никого не пускают. Надо будет обязательно сказать Джо, чтобы не мучился с этой спецпрограммой. Оно того не стоит.

Однако Вукович на мгновение замялась, прежде чем дернуть на себя дверь этого «дворца». Как будто собиралась с силами или волновалась. Вукович? Да быть того не может. Бесстрашнее человека Мара не знала. Что с ней сделала эта Швейцария?!

– Вы же там уже были… По-моему, ничего особенного…

Но хорватка только невесело усмехнулась и, наконец, вошла. Небольшое помещение напоминало сельский краеведческий музей. На стенах пейзажи в рамках, на стойке ресепшн – сухой букет в вазе.

– Добрый день, чем я могу вам помочь? – любезно поинтересовалась на немецком дама в унылом коричневом костюме.

Пусть уже определятся, на каком языке тут надо разговаривать!

– Sol lucet omnibus, – будто бы невпопад ответила Вукович.

– Ваши карты к пику Дюфур, пожалуйста.

– Куда? – нахмурилась Мара.

– Пойдем, – хорватка взяла ее за локоть. – Каждый день работает определенный сканер.

Они подошли к довольно посредственной картине маслом, изображающей какую-то гору. «Пик Дюфур», – гласила надпись на табличке. Вукович поднесла свою карту к вычурной золоченой раме снизу, раздался короткий писк, и стена уехала внутрь, открыв проход.

Хорватка шагнула в узкий коридор, тускло освещенный маленькими красными лампочками, и Маре не осталось ничего другого, кроме как последовать за опекуншей. Стена плавно вернулась на свое место, заперев гостей в полумраке.

Коридор был довольно длинным и упирался в хромированные двери. Вукович со знанием дела подняла лицо наверх, и тут же зажегся слепяще яркий фонарь.

– Ваши имена? – прозвучал монотонный голос из ниоткуда.

– Мила Вукович, Тамара Корсакофф.

– Добро пожаловать в Палас дю Солей, – фонарь погас, и тяжелые металлические двери благосклонно разъехались.

И Мара сразу поняла, как же глубоко заблуждалась. Она оказалась в огромном колонном зале. На мраморном полу темнело изображение солнца. По кругу стояли статуи. И античная нимфа с нежными изгибами, и золотой Будда, и фараон, с застывшей полуулыбкой на каменном лице. Индийское божество из красного дерева, римский полководец, и даже русский князь в бронзе. Каждый народ, вошедший в Совет, оставил о себе напоминание в этом зале.

Эхо многократно усиливало звук шагов. Белый солнечный луч проникал через отверстие в потолке и, стрелой пронзая пространство, падал в самую сердцевину зала.

Привыкнув к освещению и наглядевшись на статуи, Мара обнаружила, что по всей окружности зала есть двери. Множество дверей с табличками. Высокие потолки, загадочные лица скульптур и мертвенная тишина пугали. Девочку не покидало ощущение, что на нее кто-то смотрит, но сколько она ни всматривалась в стены, не могла увидеть ничего, даже отдаленное похожее на камеры. Будто сами скульптуры наблюдали за нежеланными посетителями. Сразу стало понятно, почему Вукович с утра была в таком дурном настроении.

– Сначала пойдем к профессору Эдлунду, – официальным тоном произнесла хорватка, и Мара окончательно убедилась, что система слежения – не плод ее воображения, иначе Вукович не упустила бы случая сказать «твой отец» с привычной обвинительной ноткой в духе «он за тебя переживает, а ты…»

И все же девочку насторожила не формулировка «профессор Эдлунд», а слово «сначала». Они что, еще куда-то собирались? Но спросить Мара не рискнула, кто знает, что можно произносить в этих помпезных стенах, а о чем лучше умолчать.

Вукович направилась к одной из дверей с надписью «Департамент безопасности». Надпись повторялась на разных языках, и потому табличка была довольно большой. За массивной деревянной дверью располагался вопреки ожиданиям не очередной зал, а современная кабина лифта. Хорватка выбрала -3 этаж, и равнодушный голос из динамиков потребовал приложить к сканеру карты. «Доступ разрешен», – высветились на мониторе зеленые буквы, и махина сорвалась вниз. Стеклянные стены позволяли видеть каменное нутро горы, и Маре показалась, что она падает в кроличью нору.

На нужном этаже содержали предварительно заключенных, как объяснила Вукович. Еще не тюрьма, но уже не свобода. Те, кто ждут окончательного приговора. Высокий плечистый мужчина, у которого отсутствовал целый кусок правого уха, будто кто-то его отгрыз, проводил гостей к профессору.