Страница 12 из 45
За всю свою немаленькую жизнь Рин была на кладбище лишь дважды. Первый раз, когда пришла на могилу к первому, кто погиб от ее руки, и это была, скорее, вынужденная необходимость. Во второй раз она навестила могилы отца, брата и любимого. Спустя почти пятнадцать лет после их смерти, наслушавшись советов Заринеи и других людей, она заставила себя встретиться с этим. Нарыдалась до мушек перед глазами и тошноты, но никакого облегчения, никакой обещанной светлой печали это не принесло, она лишь сильнее возненавидела того, по чьей вине потеряла родных. Поняв, что советы, подходящие для людей, совершенно не подходят ей, она перестала делиться своими душевными переживаниями с кем бы то ни было. Заринея говорила, что это вредно для психики, Рин, памятуя, к чему привел прошлый совет, посылала ее подальше. Но иногда все же думала: что если Зара права, и нужно рассказывать о своей боли как можно чаще?
Солнце клонилось к западу и заходило за перистые облака, окрашивая их в розовый, алый и сиреневый. Вскоре на потемневшем небесном полотне проступили первые звезды. Температура стала падать, и Рин пришлось замотать лицо шарфом, чтобы мороз не щипал щеки. Она уже подходила к самой узкой части тракта, которая пролегала между Мертвыми топями и Лунным лесом. Рин прошла одиноко стоящее у дороги каменное здание пункта снегоуборочной службы и подумала, что как раз где-то неподалеку должна быть деревня Тухлянка, в которой она рассчитывала остановиться после целого дня пути.
По примерным подсчетам, Рин преодолела за день около сорока миль, от усталости у нее подкашивались ноги, и она уже серьезно подумывала обратиться к Братьям-мурианам и какую-то часть пути до Паруджи проделать верхом. Девушка понимала, что впереди еще невероятно долгая дорога и лучше поберечь силы и сэкономить время. Ее ждали совсем дикие места, где не встретится ни одного поселка или постоялого двора целую неделю или больше. Но ей не хотелось дергать Братьев по таким пустякам, после того как она нагло эксплуатировала их все лето. Конечно, они бы не отказали… В конце концов, она решила бросить монетку. Монетка два раза упала профилем королевы Дзиттарии вверх, что означало воспользоваться помощью. Рин тяжело вздохнула и прибавила шагу.
Деревня выросла словно из ниоткуда. Дорога круто завернула за густой лес, и Рин обнаружила открыте ворота окружной стены деревни. Помимо стены, деревню с трех сторон обступал высокий смешанный лес. Со временем он наверняка вобрал бы это поселение в себя и сделал своей частью, если бы не тракт. Рин снова натянула капюшон пониже и осторожно двинулась вглубь, в поисках постоялого двора. Наконец таковой нашелся. Каменный двухэтажный дом, выглядевший чересчур богато для такого маленького поселка, стоял в самом центре деревни. Стены его были высокими, а широкие скаты черепичной крыши нависали над всей улицей. Из-за этого складывалось впечатление, что крытые гонтом низенькие жилые домики подбивались к трактиру, словно птенцы под материнские крылья.
Часы на руке показывали всего шесть вечера, но в зале было пусто. Две девушки сидели за столиком, лениво переговариваясь, за стойкой никого не было. Рин подошла сразу к девушкам и спросила, где хозяин и может ли кто-то сдать ей комнату до ночи. Блондинка с внушительным бюстом, недоверчиво посматривая на гостью, объявила цену в триста ремов, но Рин сторговалась до полутора сотен. Затем она быстро съела свой ужин, посмаковав лишь булочки с клюквенным повидлом, и попросила другую девчонку показать ей комнату.
Несмотря на захолустье, постоялый двор располагал уютными и просторными комнатами. В ее номере у стены справа стоял небольшой платяной шкаф, под окном напротив входа – застеленная кровать, к ней примыкал письменный стол. Особенно Рин обрадовал маленький очаг, бадья и раковина, которых обычно не бывало в таких заведениях. На огне уже грелся котел с водой, и Рин предвкушала возможность помыться. Почти болезненная чистоплотность, привитая ей родителями в детстве, часто становилась объектом насмешек и подтруниваний со стороны менее гигиеничных сослуживцев и солью на ране в долгом пути. Рин тщательно почистила зубы (сначала порошком, потом ниткой), затем, с упорством, достойным лучшего применения, растерла тело мочалкой, пока кожа не покраснела.
– Как же я устала, – выдохнула она, усаживаясь в кресло и расчесывая длинные мокрые волосы гребешком. Нередко она думала отстричь эту мотню, потому что в долгих походах мытье всегда становилось проблемой. Но каждый раз, беря в руки ножницы, засматривалась на игру бликов на иссиня-черных локонах и говорила себе «не сегодня». Не очень-то хотелось лишаться единственного, что осталось от красоты аиргов. К тому же, в длинных волосах удобно было прятать стилет, заправленный ядом. Эта красивая заколка нередко становилась смертоносным оружием и спасала жизнь своей хозяйке. Без стилета Рин чувствовала себя неуютно: незащищенной и слабой. Хотя в последнее время она почти не пользовалась таким оружием. Обычно проблемы решались с помощью отточенного навыка убеждения или запугивания. Если он не помогал, то Рин прибегала к револьверу Дезире старой модели. Если и револьвер оказывался беспомощен, то она доставала из ножен клинок под названием «Соколиная песня». Он назывался так потому, что его длинное тяжелое лезвие было изогнутым, как птичье крыло, а при взмахе издавало тонкий протяжный свист, похожий на соколиный крик.
Рин лежала на кровати, закинув уставшие ноги на стенку, и делала себе массаж всего, до чего могла дотянуться. Но через некоторое время руки устали, сон стал одолевать; Рин плюнула, что волосы до сих пор мокрые и легла спать, закутавшись в одеяло с головой. Несмотря на очаг, в комнате было прохладно. Рин едва слышно шмыгала носом и зябко ежилась. Даже во сне ее лицо оставалось напряженным, меж бровей залегли морщины, зубы были сжаты, уголки полных губ опущены. Словно продолжением ресниц темные тени усталости залегли на сиреневых веках. Все это придавало ей вид изможденного человека, который давно и тяжело болеет. Худые пальцы чуть подрагивали, сжимая рукоять клинка под подушкой. Спать ей оставалось около шести часов.