Страница 12 из 104
Я даже не нашелся, что ответить, и отчаянно пытался придумать что-нибудь остроумное.
— Не мучайся, — сказал он. — Я знаю, что выгляжу, как покойник. Ничего, что я на «ты»?
— Абсолютно нормально. И как там, на том свете? — наконец, выдавил я.
— Да, сносно, в общем. По крайней мере, спокойнее, чем здесь. Да, чуть не забыл, ангелы просили тебя больше не грешить.
— Хорошо, — сказал я.
Он рассмеялся, закашлялся, подавил стон. В палату влетел врач, посмотрел на меня как на главного подручного Малюты Скуратова. Шепнул: «У него легкие выжжены».
— Ты уж меня пока не смеши до такой степени, Артур, — сказал Нагорный. — По крайней мере, пока моды пытаются залатать мои легкие и соорудить заплатку на сердце. У меня ведь куска сердца тоже не хватает, да, Игорь Николаевич? — обратился он к врачу.
— Да, — кивнул тот, — повреждена сердечная мышца. — Хорошо, что по касательной прошло.
— Угу! Всевышний, — он показал на потолок с видом Иоанна Крестителя, с той лишь разницей, что при этом лежал пластом, — господь, видимо, тоже ворья не любит, так что решил выкинуть меня обратно в сей грешный мир.
— Я очень рад, — сказал я.
— Честно говоря, я тоже. Господин Лошарь, покажите Артуру мою спасительницу. Она жутковато выглядит, но кто же ее упрекнет за это после всего. Право, и другой не надо.
Игорь Николаевич нагнулся и извлек из тумбочки матерчатый пакетик. Открыл, над блюдцем на прикроватном столике, и по белому больничному фарфору зазвенели и засверкали мелкие бриллианты и кусочки оплавленного золота.
— Вот так и буду теперь носить, — сказал Нагорный. — В пакетике.
Врач ушел, мы остались одни с Александром Анатольевичем.
— Ты прессу смотрел? — спросил он. — Там сегодня джихад на тему, кто нас с тобой заказал.
— Вас, — сказал я.
— Ну, да, наверное. Тех, кто мог меня заказать, можно вывешивать в Сети длинными списками. Знаешь, в древнем Китае книги писали на шелке? Сворачивали в свитки, складывали в ящички, грузили на телеги. И вот представь себе океанский корабль груженый исключительно такими телегами. И в свитках одни фамилии.
— Вы считаете, что те, кто прошел через Психологические центры, на это способны?
— Да вряд ли конечно. Скорее это те, в направлении кого я рыл, но не дорылся. Превентивная мера. Артур, ты, кстати, апелляцию собираешься подавать?
— Я еще не решил. Что вы об этом думаете?
— Все, что я об этом думаю, я тебе уже сказал до того, как нас подпалили импульсным деструктором. От пребывания на том свете мое мнение не изменилось.
Я задумался, но ответить не успел. В комнату вошел врач.
— Александр Анатольевич, — сказал он, — к вам император.
Хазаровский вошел сразу за ним, знаком приказал всем лежать и не дергаться. Игорь Николаевич пододвинул ему стул.
Леонид Аркадьевич кивнул мне:
— Здравствуй, Артур.
И подсел к Нагорному:
— Саша, как ты себя чувствуешь?
— Ну-у, — протянул он, — чтобы не лгать императору…
— Вопрос чисто практический. У меня к тебе серьезный разговор, ты в состоянии сейчас обсуждать что-то серьезное?
— Вполне… если будет не очень холодно.
— Не очень, — улыбнулся Хазаровский.
— Мне выйти? — встрял я.
Император окинул меня оценивающим взглядом и махнул рукой.
— Да, нет, оставайся, Артур, ты все равно обременен лишними знаниями.
Они говорили довольно тихо, но не настолько, чтобы я мог отключить восприятие.
— Саша, я вчера жестко поговорил с директором СБК, — сказал император. — И знаешь, что они мне сказали? Оказывается, ты им не предоставлял информацию о том, с чем работаешь, в результате они не могли предположить, откуда в тебя выстрелят.
— Оправдываются, — тихо сказал Нагорный.
— Конечно, оправдываются. Если они запросили у тебя информацию, и ты им не дал, должны были в ту же секунду поставить меня в известность. Саш, запрашивали?
— Да.
— Ты им дал материалы?
— Нет.
— А что я тебе приказывал?
— Да не люблю я этих гадов с ледяными глазами.
— Ты что девушка на святках: люблю не люблю?
— Да они все мои трансакции отслеживали за два года, как выяснилось. И совершенно без всякого согласия с моей стороны.
— Твои трансакции они отслеживали, потому что я сказал им отслеживать твои трансакции. И отследить их легко — они все в Сети. А в твои тайные архивы под грифом они не влезут без твоего позволения.
— Я думал, вы мне доверяете…
— Саш, это демагогия. Я проверяю. Пока результаты проверок меня радовали, так что мне совершенно не нужен твой хладный труп.
— Спасибо. А знаете, почему они вам не доложили?
— Интересно…
— А они меня боятся. Стибрили наверное, что-нибудь, или распилили.
— Саша, не делай голословных утверждений. У тебя есть на них материал?
— Пока нет, но будет.
— Вот тогда и поговорим на эту тему. Сейчас у нас другая серьезная тема: твоя жизнь. То, что ты ходишь под охраной — это не эффективно. Да, парень погиб, тебя спас. Плюс случайность. Но отслеживать возможности, предугадывать опасность, вести оперативную работу гораздо эффективнее. Поэтому сейчас сюда войдет директор СБК, и ты ему все выложишь, по крайней мере, основные направления.
Император кивнул мне:
— Артур, пойдем. Разговор конфиденциальный. Встать можешь?
Идти оказалось метров пять до дивана в холле. Голова здорово кружилась, но дошел.
Леонид Аркадьевич кивнул высокому подтянутому господину, ждавшему у двери.
Тот прошел в палату.
По моим воспоминаниям, еще пару дней назад СБК возглавлял другой человек.
Император опустился на диван рядом со мной.
— Знаешь, в том, что случилось, и моя вина, — сказал Хазаровский. — Я позаботился о том, чтобы Александра Анатольевича не подкупили, и недостаточно о том, чтобы не убили.
— По-моему, второе легче, — заметил я.
— Но не лучше, — улыбнулся император. — Ты как себя чувствуешь?
— Голова кружится, а так почти нормально.
— Мне господин Лошарь говорил, что все идет почти замечательно, и дней через десять ты сможешь вернуться домой.
— В Психологический Центр, — уточнил я. — И даже не через десять дней, а через восемь.
— В Открытый Центр. Апелляцию не собираешься подавать?
— А вы бы мне что посоветовали?
— Я здесь не советчик, Артур, это дело твоей совести.
— А как вы оцениваете решение судьи, Леонид Аркадьевич?
— В общем, высоко. Конечно, надо у психологов спрашивать: клевета это или добросовестное заблуждение. Прецедент опасный, может напугать честных представителей его профессии. В конце концов, у них есть право на ошибку. Пусть лучше ошибаются, чем молчат. Долг журналиста указать на проблему. На то, чтобы с ней разбираться есть другие ведомства.
— А относительно меня?
— Артур, для того, чтобы справляться даже с очень редкостной сволочью существует закон, а не кулаки.
— Понятно. Ладно, не буду я ничего подавать.
— Я этого не слышал, — сказал он. — Сам решишь.
Дверь нашей палаты открылась, и на пороге возник тот самый высокий господин.
Хазаровский обернулся к нему.
— Все в порядке, Георгий Петрович?
— Более чем, — ответил тот.
— Ну, слава богу, Нагорный жить хочет.
Император положил мне руку на плечо, и повторил еще раз:
— Решай сам.
— И все-таки я не люблю этих гадов с ледяными глазами, — сказал Нагорный, когда я вернулся в палату и сел на кровать. — Еще посмотрим, что они там смогут.
— Александр Анатольевич, а вы давно смотрели на себя в зеркало? Причем прямо в глаза?
— Ледяные, да?
— Бывает.
— Ничего не поделаешь, профессия накладывает отпечаток. Вот уйду в отставку лет через двадцать, глядишь, и глаза потеплеют. Если раньше не убьют, конечно. Как сказал император: «За свою голову отвечаешь головой». И поспорить с этим трудно. Много ты услышал из императорской нотации?
— Много, — честно сказал я. — По-моему, все очень адекватно, взвешенно и разумно.